Изида или Врата Святилища (Часть 1)

я вас не припомню, — озадаченно говорнул он в

мою сторону между рекламным слововоротом, — откуда мы знакомы?

— Я пристально слежу за молодой литературой, и с вашими

стихами я тоже немного знаком, — начал оправдываться я, но уже

понимая, что эта встреча мне не помешает, а наоборот, есть еще

одна возможность укоротить астральную волю Магистра — Остапа

Моисеевича, ибо я тут же припомнил обстоятельства, некогда

столкнувшие меня с этим газетчиком.

— Вы читали мои стихи в сборнике? — как-то особенно

сладко произнеся слово 'сборник', поинтересовался Золотов,

видимо, до сих пор это был его единственный наиболее весомый

выход в печать.

— Да, — тут же соврал я, потому что знаком я был со

стихами газетчика только по одному тому злополучному

четверостишию, изуродованному на астральном экране опечатками,

хорошо продуманными астральной шайкой, дабы остановить

стихотворца в развитии и направить его образ жизни, наполнить

творческим опустошением, деградацией и печальной запущенностью

в окружении необъяснимых, неведомо откуда сгущающихся невзгод.

В прошлый раз Золотов улизнул от меня, его судьба

отшарахнулась от помощи, а мы бы могли помочь друг другу еще

тогда, но теперь я не собирался упустить возникший случай

поправить это дело.

— А правда, хороший сборник, — подбодрился Золотов,

снова обращаясь ко мне, — целых шесть стихотворений моих! Вам

понравились?

— Еще бы, — заискивающе поддакнул я, — вы настоящий

поэт.

— Вы мои мысли читаете, — обрадовался газетчик, — тут

недавно ко мне подходил мой знакомый, роман, говорит, издал, я

ему так и сказал, как его там звали… фамилия у него дурацкая,

а, Палецкий, так вот я ему так и сказал: 'Ну, роман каждый

Палецкий может написать, а вот шесть Стихотворений, —

выразительно подчеркнул слово 'стихотворений' Золотов, — не

каждый может опубликовать'.

— Да, это точно, вы правы, — быстренько подтвердил я и

принял серьезный вид, боясь, что Золотов усечет мою

неискренность, потому что глаза у него были очень прожорливые

по отношению к своей славе, а значит могли не упустить,

подсмотреть мимолетные штрихи моего лица, означающие мое

истинное отношение к так называемой поэзии этого газетчика.

Хотя астральная шайка вряд ли могла ошибиться в

оправданности выбора своей жертвы, но мне все-таки не думалось,

что этот тип Золотов и в самом деле может составить в

перспективе авангард литературы.

'Но он же сейчас остановлен, уничтожен', — отвечал я

себе, чтобы не столь уж поддаваться своим столь чувствительным

взглядам на этого человека в предоставленной мне данности. Но

жизнь, она гораздо неожиданнее, чем предполагаем мы, и если

смахнуть со стола 'крошки', то обнаружится, на первый взгляд,

замысловатая, но если присмотреться, логичная ее структура,

клеенчатый рисунок.

— Послушайте, вы мне нравитесь! Я здесь недалеко живу,

пойдемте ко мне, выпьем по чашечке кофе, — предложил Золотов

мне.

— А что, я не против, — сразу же согласился я, логика

жизни начинала оправдывать себя, подтверждать свое незримое

существование.

— Все, — сказал Золотов, — ну их на хер, эти газеты. —

И он нагнулся к своим ногам, подхватил черный обтрепанный

портфель и ловко метнул в его нутро остаток нереализованного

товара, затем он защелкнул портфель, подхватил его под мышку,

ибо ручек не было, и добавил: — Ну что, идем? — Я готов, —

оживился и я, и мы задорно зашагали в гости к Золотову. Дорога

была мне знакома, тогда, в Астрале, следуя за Золотовым по

пятам в надежде быть понятым, я хорошо запомнил ее.

Газетчик жил в нескольких минутах хотьбы от Центрального

рынка, не доходя до Братского переулка, и мы с ним

действительно шагали в ногу, как братья.

Дома Золотов предложил мне присесть на все тот же диван,

ведомый мне по Астралу, с кулачищами выпрыгивающих пружин под

шелушащейся обивкой, и предложил чаю, ибо кофе не оказалось:

Золотов много перетряс банок и, наконец, из одной из них, хотя

они все были из-под кофе, просыпались чайные крошки, и по всей

комнате теперь валялись пустые разноцветные банки.

— А я недавно женился, — осведомил меня стихотворец, —

замечательная баба, правда, немножко горбатая, но я не смотрю

на это, у нее душа прямая, — расхохотался

Поделиться

Добавить комментарий

Прокрутить вверх