— Братик! — тоже восторжествовала девочка. И Божив, и
Оксанка вскочили из-за стола, крепко схватились за руки и стали
прыгать на месте.
— Братик, братик! — подкрикивала дочка.
— Братик, братик! — подзадоривал ее папа.
Они перестали прыгать, оба тяжело и радостно дышали.
— Братик, — заманчиво призадумавшись, снова проговорила
Оксанка. — Во — класс! — подытожила она… Вскоре Наташа
весело шагала в ногу с Юрой Боживым и его приемной дочерью
Оксанкой по дороге в роддом навестить Вику — теперь уже маму
двоих детей. Всю дорогу Оксанка, держась за руку папочки,
вприпрыжку рассматривала прохожих, глазела по сторонам, ей было
отчетливо радостно, и она заглядывала в глаза прохожим,
выискивая в них ответное настроение, словно весь мир знал о ее
счастье. Она не мешала папочке разговаривать с тетей Наташей,
да она и не слышала их разговора.
— Я очень рада за вас обоих, Юра.
— Спасибо, Наташа, ты не можешь себе представить, какое у
меня величественное вдохновение сейчас.
— Я бы тоже хотела второго ребенка. — И Божив слегка
придержал свой восторг, перестал выказывать его так ярко, он
понимал, что радостью тоже можно убить, ибо радость, что и
горе, слепы и безжалостны.
— Наташа, я не могу тебе много сказать, но я верю, я
знаю, что Сережа обязательно вернется.
Наташа оживилась и подозрительно посмотрела на Божива.
— В каком смысле понимать твои слова, Юра? — с
налетевшим волнением заговорила она.
— Сергей жив, — сказал Божив.
— Я это знаю.
— Да нет, ты не все знаешь, Наташа.
— Нет, я знаю, Сережа — там… — и Юра насторожился.
— Где… там? — исподволь поинтересовался он.
— Ты все равно не поймешь, Юра, он там, откуда пришла я.
— Ты пришла из Астрала?
— Я не знаю, как называется этот мир, я вообще ничего не
понимаю, что происходит. Я никогда об этом никому не говорила,
Юра, ведь я когда-то умерла, меня похоронили.
— Да, ну это понятно, — определился Юра, — всех нас
когда-то похоронили, в прошлой жизни, если брать за основу
теорию инкарнации.
— Нет, уж лучше молчать и дальше. Прав был Сережа,
написав стихотворение 'Молчание — золото', — сказал Наташа и
обратилась к Боживу, — хочешь, прочту?
— Да, конечно, мне всегда были близки и понятны Сережины
стихи. 'Молчание — золото', говоришь, я не встречал это
стихотворение у Сергея.
— 'Однажды умный, — заговорила Наташа, — просто не за
грош продал себя, он выразился так: 'Молчи, дурак, за умного
сойдешь!' Поверил в это искренне дурак… и светлым днем,
особенно в ночи — дурак молчит, его целы бока… Дурак одернул
умного: 'Молчи, тогда и ты сойдешь за дурака'. Дальше они шли
молча. Юра терялся в догадках.
В роддом их не пустили, но они целых два часа простояли
под окнами — Вика лежала в палате второго этажа. Выглядывая в
открытое окно, она радостно разговаривала со своими
посетителями, но все это время Юру ни на минуту не оставляли
безответные размышления. Ненароком он посматривал на Наташу и
анализировал неожиданные свои домыслы. Ему весьма не терпелось
уточнить до объяснимости и, может быть, даже открыться Наташе,
если такое позволят обстоятельства разговора, на неминуемость
которого он все-таки надеялся, разговора откровенного, который
поставит все на свои места. Юра надеялся на подробное общение
по недосказанной теме с Наташей на обратной дороге из роддома.
Но случилось другое, на что Божив никак не мог рассчитывать:
может, Наташа не захотела продолжать бесе-ду и потому решила
поступить именно так, а может, уж таковы были судьбиные
обстоятельства, но, как бы то ни было, Наташа в одну минуту
попрощалась с Юрой, Оксанкой и Викой и уехала куда-то по делам.
Магический совет
— Алло! Иван, ты?
— Да, это я. А кто это звонит?
— Как тебе сказать… ну, в общем-то это я — Сергей…
Истина.
— Сергей? — в трубке установилось молчание.
— Иван, ты меня слышишь?
— Да. Это я озадачился: что-то голос у тебя изменился. Ты
проснулся?
— Нет. И голосом я говорю не своим, но все-таки своим.
— Около тебя кто-то есть и ты не можешь говорить?
— Да нет, все нормально, я стою здесь один, в телефонной
будке.
— Откуда ты звонишь?
— Я недалеко от Центрального рынка, напротив