я перед Екатериной.
Екатерина разогрела суп, налила полную тарелку и поставила
ее передо мной, а я подумал: 'Как будет лучше, есть самому,
либо уступить правую руку Грише? Нет, вначале попробую я сам '.
— Запах чувствуешь? — спросил я у председателя
кооператива.
— О-о-о, — утомительно простонал Гриша, — классно
пахнет.
Тогда я начал есть: абсолютно никакого вкуса я не ощущал,
мне был безразличен процесс трапезы, все это выглядело так,
словно я был сторонним наблюдателем, но Гриша волновался.
— Послушай, Сатана, ты не мог бы глотать побыстрее? А
мясо в тарелке есть?
— Есть, приличный кусок.
— Я очень люблю мясо вперемешку с супом.
— Ну что я, в тарелку руками, что ли, полезу? —
обозлился я, но все-таки уважил Гришу.
— А-а! — заорал Гриша. — Ты мне обжег пальцы, —
видимо, в этот момент хозяину тела каким-то образом удалось
овладеть ощущениями кожи своего тела, ибо внутренности Гриша
чувствовал сам. Кожу я взял на себя с самого начала, чтобы
случайно не повредить земное тело председателя кооператива,
увлекшись чем-нибудь своим, и даже не обратить на это внимание,
потому что Гришино, как я понял, общение со мною возникало по
моему желанию, а это означало, что Гриша вовсе не спал, а
просто не мог докричаться до меня, пока я сам не хотел его
услышать.
— Извини, я не хотел, — тут же ответил я на Гришин крик.
— Дай, я сам буду есть! — свирепо, но боязливо сказал
Гриша, и я решился: мне стало жаль председателя.
Осторожно я вытащил лучик моего воображения из правой руки
хозяина тела, и тут же Гриша начал ощупывать свое лицо этой
рукой.
— Господи, у меня уже борода отросла, — сказал он.
— Не борода, а щетина, — поправил я его, — мне некогда
было бриться.
— Дай мне ложку, где ложка? — заторопился Гриша.
— Она на столе, — подсказал я и все-таки помог левою
рукою: медленно опустил Гришину правую руку на стол, и кисть
этой руки тут же загробастала деревянную ложку — все это
выглядело довольно забавно.
Когда Гриша наелся, я снова овладел его телом и мы вместе
с Екатериной возвратились в лесную комнату.
— Что это под ногами колется? Сатана, ты меня затащил в
лес? Мы за городом? Что ты хочешь делать? Не убивай меня,
Сатана.
— Ну вот: ты еще скажи — 'я тебе пригожусь'.
— Сатана, я тебя честно прошу — не убивай, а?
— Ладно, Гриша, помолчи, сейчас самый ответственный
момент наступит.
— Господи, спаси! — завопил председатель и удушенно
смолк.
— Ну что, мне уже пора, — обратился я к ведьме.
— А который час? — поинтересовалась она, поглаживая
Фильку, пригнездившегося у нее на коленях, сама Екатерина
сидела на пеньке, я же стоял поодаль у зарослей, на краю, если
так можно выразиться, поляны.
— Около двенадцати.
— Мы его свяжем? — спросила Екатерина.
— Давай попробуем, — ответил я, подойдя к ведьме и
повернувшись к ней спиной. На пару минут Екатерина исчезла в
спальне. Грищино тело продолжало стоять на месте, ожидая своей
участи.
Вскоре я обернулся на шаги ведьмы, она объявилась с
веревкой в руках, подошла ко мне, заломила Гришины руки за
спину и туго связала их.
— Усади его возле пенька, — скомандовала ведьма, и я тут
же повиновался, и Гришино тело грузно ухнулось возле пенька.
Ведьма привязала Гришино тело к пеньку, обмотав его через
грудь, затем связала и ноги, запечатала рот лейкопластырем и
завязала бинтом через шею.
Я смотрел на Екатерину, она стояла на коленях возле
Гришиного тела, но глаза ее почему-то были грустными. Прошло
около минуты.
Екатерина положила ладони на плечи председателя, и вдруг
она разрыдалась, прильнула щекою к груди Гриши.
— Господи, — причитала она, — прости меня, Господи! —
звучали ее всхлипывающие слова, и мне стало не по себе, я не
знал, что делать, я не мог ничем ей помочь и только стал
ерзать, извиваться всем Гришиным телом на месте, и мычание
вырывалось у меня из ноздрей.
— Ну почему же я должна все это делать, Сереженька? —
продолжала причитать тревожным шепотом ведьма, — зачем…
зачем же мы живем… — она сглотнула дыхание, — на свете…
ведь же думала я, что смогу ответить, но и там нет ответа,
только власть, обезображенная власть,