Прежде всего развертываются перед нами во всей своей широте две характеристические черты этого замечательного народа, которые везде, куда только успели проникнуть бедуины, издавна препятствовали им установить прочный государственный порядок. Я говорю о необузданной страстности и чрезмерной самооценке индивидуальной силы, приводящих их вечно к резкому партикуляризму. Эти два самых неискоренимых недостатка сделали невозможным самое существование кельтов, а итальянцев держали целые столетия в невыносимом для национального чувства гнете.
В самой природе вещей лежит, конечно, почему эти пороки достигли кульминационного пункта. Это случилось благодаря постоянной жизни в пустыне. Она предъявляла настойчиво наивысшие требования к личным качествам каждой особи и даровала успех лишь избранникам своим. И опять-таки свойства самой пустыни препятствуют не только переходу из жизни номадов в оседлую, но даже к мало-мальски сносной государственной организации, ко всякому мирному сожительству народных групп. Там, где разделение на провинции и округа – вещь немыслимая, где вся топография, так сказать, начертана на спине верблюдов – управление становится невозможным. Случайная неудача в сборе и без того скудной жатвы вынуждает к грабежу у соседа; какой же после того может быть покой.
Но бедуинство не захватывает целой области громадного, равняющегося по пространству почти четверти Европы, полуострова. Великая Сирийская пустыня, отделяющая к северу Аравию и обширное, прорезанное горными хребтами центральное плоскогорье, обрывающееся снова на востоке и юге в пустыню, а на западе ограниченное довольно дикими, крутыми горными отрогами, есть собственно классическая почва неподдельной арабской национальности. Этот Неджд (ан-неджд – плоскогорье), как его называют арабы, при почти совершенном отсутствии расчленения почвы в совершенстве замкнут своими естественными границами. Поэтому со всем остальным миром и его историей только дважды приходит он в действительное столкновение в течение долгой своей жизни, а именно: вскоре после Мухаммеда и в середине XVIII столетия, когда революция ваххабитов заставила еще раз на мгновение вылиться избыток народонаселения, клокотавший лишь внутри котла, наружу. Но по окраинам, обнимающим это средоточие, животворное влияние моря и соседство других наций могли воздействовать далеко свободнее. Вот почему задолго еще до Мухаммеда встречаемся мы с некоторыми попытками устройства подобия государственной организации.