сумасшествия, тот сейчас застрелится, и Гартман и Шопенгауэр прав. Но Шопенгауэр давал чувствовать, что есть что-то, отчего он не застрелился. Вот это что-то есть задача моей книги. Чем мы живём? (ПСС. Т.48. С.347). Психологически этапным в движении к Исповеди»
является письмо Толстого к Н.Н.Страхову от 30 ноября 1875 г., где стягиваются в единый узел ряд важнейших проблем будущего Вступления к ненапечатанному сочинению: Я вам посылаю то, что я написал вроде предисловия к задуманному мною философскому сочинению. Вы увидите из этого, что из 3-х вопросов Канта [1. Что могу я знать? 2. Что должен я делать? 3.
На что я имею право надеяться? — в Критике чистого разума. — ред.] меня … занимает только, и с детства занимал, один последний вопрос — на что мы можем надеяться? … Для всякого мыслящего человека все три вопроса нераздельно связаны в один — что такое моя жизнь, что я такое? Но каждому человеку инстинкт предчувствия, опыт ума — что хотите — указывает на то, какой из этих трёх замков этих дверей легче отпирается, для какого у него есть ключ, или, может быть, к какой из дверей он приткнут жизнью; но несомненно то, что достаточно отворить одну из дверей, чтобы проникнуть в то, что заключается за всеми … Я знаю, что это очень дерзко и может показаться странным и легкомысленным — отвечать на такой вопрос на 2-х почтовых листиках бумаги, но я имею причины, по которым считаю, что не только могу, но должен это сделать. И сделал бы это, если бы я писал не письмо вам, близкому человеку, но если бы я писал свою profession de foi, зная, что меня слушает всё человечество. Вот какие это причины… (Там же.
Т.62. С.219-220). Мотивы Исповеди внутренне организуют и ряд философских набросков Толстого середины 1870-х гг. — О будущей жизни вне времени и пространства (1875), О душе и жизни её… (1875), О значении христианской религии (1875-1876), Определение религии — веры (1875-1876), Христианский катехизис (1877).
Жизнь моя остановилась… Если бы пришла волшебница… настоящей смерти — полного уничтожения. — ср. в письме к Н.Н.Страхову от 30 ноября 1875 г.: Мне 47 лет … Я чувствую, что для меня наступила старость. Я называю старостью то внутреннее, душевное состояние, при котором все внешние явления мира потеряли для меня свой интерес … Если бы пришла волшебница и спросила у меня, чего я хочу, я бы не мог выразить не одного желания. Если и есть у меня желания, как например: вывести ту породу лошадей, которых я мечтаю вывести, затравить 10 лисиц в одно поле и т.п., огромного успеха своей книге, приобрести миллион состояния, выучиться по-арабски и монгольски и т.п., то я знаю, что это — желания не настоящие, не постоянные, но что это только остатки привычек желаний и появляющиеся в дурные минуты моего душевного состояния. В те минуты, когда я имею эти желания, внутренний голос говорит уже мне, что желания эти не удовлетворят меня. Итак, я дожил до старости, до такого внутреннего душевного состояния …, в котором нет желаний и впереди себя не видишь ничего, кроме смерти (Там же. Т.62.
С.226).
…жизнь моя есть… глупая и злая шутка. — Перефразировка заключительных строк стихотворения М.Ю.Лермонтова И скучно и грустно… (1840):
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, — Такая пустая и глупая шутка…
Ср. в письме Н.Н.Страхову от 30 ноября 1875 г.: …первое испытанное мною чувство, когда я вступал в старость, было недоумение, потом ужас, тяжёлое чувство отчаяния и в том, что бойкая фраза поэта не есть фраза, а что действительно жизнь есть пустая и глупая шутка, которую кто-то подшутил над нами (ПСС. Т.62. С.227). Ср. в письме к А.А.Фету от 10-15 октября 1880 г.: Как же мне не любить, не верить и не следовать тому свету, при котором … то, вследствие чего весь мир живых людей является не какой-то злой шуткой кого-то, а той средой, в которой осуществляется вместе и разумение, и высшее благо. Такой свет мне даёт Евангелие (Там же. Т.63. С.29). Мотив уподобления жизни глупой шутке, разыгранной чужою волей, присутствует уже в черновой разработке монолога Андрея Болконского в канун Бородинского сражения в Войне и мире (1863-1869): Глупо, когда не понимаешь, мерзко, когда понимаешь всю эту шутку (Там же. Т.14. С.105).
…придут болезни, смерть (и приходили уже) на любимых людей… — Ко времени написания Исповеди Толстой пережил смерть отца, Николая Ильича (1794-1837); бабушки, Пелагеи Николаевны Толстой (1762-1838); тётушек Александры Ильиничны Остен-Сакен (1797-1841), Татьяны Александровны Ергольской (1792-1874) и