В предрассветном сумраке под ногами похрустывал выпавший ночью снег, горели фонари и прожектор на «Умке». Ветра почти не было, а легкий мороз приятно бодрил. Несколько минут мне пришлось постоять на улице, пока Ведунов с детьми не вышел из подъезда. Я облегченно вздохнул, когда понял, что Светлана на улицу не выйдет, и попытался было помочь Ведунову донести до экспедиционного автобуса вещи, но он сунул мне в руки желтый портфель и портативную пишущую машинку в жестком чехле. сам он легко подхватил тяжеленный чемодан и огромный рюкзак, по-моему, полностью набитый художественной литературой.
Я сидел в автобусе рядом с Ведуновым и Юлей, молча смотрел как на каждой остановке подсаживаются знакомые мне много лет люди, как они улыбаются, здороваются между собой и постепенно начал жалеть, что напросился на проводы.
Моя прежняя жизнь разворачивалась передо мной совсем неожиданной стороной бытия. Я завидовал. Я очень завидовал Ведунову, стискивая кулаки и отворачивался, чтобы никто не заметил моего волнения.
На базе экспедиции нам с Юлей и Вовой пришлось сидеть в автобусе, ожидая, пока Ведунов и другие отлетающие погрузят в будку продукты. Володя откололся от нас сразу же, сел на сиденье между капотом двигателя «пазика» и передней дверью. С серьезным видом он о чем-то разговаривал с бессменным экспедиционным водителем Мокшоновым.
– Дядя Толя, – слышал я его серьезный голос. – А почему капот твоей машины находится прямо в кабине?
Мы с Юлей сидели рядом и молчали. Автобус постепенно заполнился людьми: Федоров, Москалев, Володя Задорожный, Астапов, потом залез шумный и очень деловой Баранов…
Тоска по прошедшему все сильнее и сильнее сжимала мое сердце. Хотелось все бросить и тоже лететь, слушая грохот вертолетных лопастей и вой двигателя огромной красной стрекозы, несущейся над белым простором тундры.