Анна Васильевна разрешила нам сесть и неожиданно улыбнулась.
– Прошу прощения, но я по многолетней привычке неправильно поздоровалась с вами, юноши и девушки. Ибо вы за этот год заметно выросли и превратились в настоящих красавиц и красавцев.
Мы одобрительно зашумели, а она, все так же улыбаясь, продолжала:
– Да, да! Вы выросли и это очень заметно, ребята. Кроме того, с сегодняшнего дня начинается отсчет дней вашего последнего школьного года. Летом следующего года двери нашей школы в последний раз распахнутся перед вами и выпустят сразу шестьдесят четыре молодых человека во взрослую самостоятельную жизнь. Вы будете последними одиннадцатыми классами, которых мы выпустим за порог нашей школы по старой программе. В следующем году наша школа переходит на новую систему обучения…
Она на мгновение запнулась, очевидно сообразив, что новая программа обучения вряд ли может нас волновать и продолжала свою речь по-другому:
– Последний год, последние десять месяцев учебы. Чтобы успешно закончить одиннадцатый класс вам, молодые люди, придется хорошо потрудиться и работать с полной отдачей всех сил и способностей…
Анна Васильевна продолжала говорить, но я вдруг заметил, что полностью вырубился и перестал слышать голос классного руководителя. То, что она говорила, не имело для меня ни малейшего значения. Отключив полностью слуховое восприятие голоса учительницы, я смотрел на пальцы Алены, спокойно лежавшие на крышке парты, и неожиданно для себя спросил:
– Она что, долго будет таким макаром витийствовать?
– Не мешай! – досадливо отмахнулась от меня Алена. – Дай послушать.
Тогда я вообще отключился от окружающего мира.
Потрясение, которое я испытал во время первой школьной перемены заставило меня искренне посочувствовать учителям: такое это было для меня острое зрелище.