А теперь, после такого перерыва мне нужно опять брать школьные учебники в свои руки. Учить, зубрить, снова, как в былые годы, вставать перед учителем и садиться за тесную для моих голенастых ног парту. Но все это представлялось мне семечками перед самой сложной проблемой: смогу ли я выдержать постоянное и очень изматывающее обращение с целой оравой шумных подростков? Смогу ли я так же как и они уверенно разбираться во всех этих Аббах, Бонни Эмах и прочих иностранных вокально-инструментальных ансамблях? Смогу ли я жить теми же интересами, какими живут они?
Положа руку на сердце я мог себе честно ответить: не могу. Двадцать семь лет взрослой жизни, хочу я этого или не хочу, наложили на мою личность свой отпечаток. Как бы я не старался, мне не сойти в обществе подростков за своего парня. Так что даже не стоит пытаться. Лучше всего держаться немного в стороне и постараться не показывать своего к ним отношения. Прослыть молчуном и мрачным типом, но выдержать этот год. Не сорваться. Кстати, товарищ Соколов, у тебя есть для этого хорошая отговорка. Твое пребывание в больнице и в морге. Даже твои приемные родители попались на эту удочку. Значит, используй эту отговорку для объяснения своих странностей и непонятной забывчивости. Ты должен выдержать этот год! – сказал я сам себе. – Ради себя, ради своих родителей.
Конечно, я тоже принял к началу учебного года кое-какие предупредительные меры. Побывал в школе, выяснил имена и фамилии учителей, по фотокарточкам на многочисленных школьных стендах запечатлел в своей памяти внешний вид большинства из них, даже познакомился с бабой Шурой Верхозиной, когда однажды пришел в больницу, чтобы выяснить состояние здоровья ее внука.