Он медленно, очень медленно покачнулся, будто под тяжестью невидимого удара. Но не упал. Казалось, сама тьма внутри него впилась когтями в его душу и не желала отпускать.
После службы его мать в слезах:
–Ничего не изменилось! Он так же молчит!
– Изменилось, – возразил я. – Он отреагировал. Молчание – это тоже ответ. Это его форма борьбы. Самая опасная.
Я попросил Артёма остаться. Мы сидели в пустом храме. Минуту, пять, десять… Полчаса. Он не двигался, глядя в пол.
– Тебе не обязательно говорить, – сказал я наконец. – Но я буду здесь.
Ещё пятнадцать минут тишины. Потом он вдруг поднял на меня глаза. И в них не было той бесовской ненависти. Была человеческая, леденящая тоска.
«…помогите…» – это был не звук, а всего лишь движение губ, беззвучный шёпот души, раздавленной невыносимой тяжестью.
И я понял. Его демон – не тот, что кричит и бьётся. Его демон – это демон отчаяния. Дух самоуничтожения, который шептал ему в тишине его комнаты, что он – ничто. Что мир – это боль. Что надежды нет. И этот шёпот был страшнее любых криков.
Мы стали встречаться регулярно. Иногда он молчал всю встречу. Иногда выдавливал из себя одно-два слова. По крупицам складывалась картина: одиночество, травля в школе, предательство друга, неразделённая любовь, разочарование в себе. Каждая рана была тщательно законсервирована и отравлена ядом той самой тьмы, что убедила его – он этого заслуживает.
Его исцеление стало самой медленной, кропотливой работой. Это была ювелирная очистка души, залитой чёрным бетоном безнадёжности. Молитва здесь была скальпелем, а исповедь – пинцетом, с помощью которого мы по крупице извлекали осколки ядовитых установок.
Прошло почти полгода, прежде чем он впервые вслух, чётко произнёс:
–Я… не хочу умирать.
Это была его первая, самая главная победа. Не над нечистым духом, а над тем отчаянием, что слилось с ним в один узел.
Артём научил меня, что самая страшная одержимость – это не когда в тебе живёт кто-то другой, а когда ты позволяешь тьме убедить себя, что ты – это она. Когда твой собственный голос становится голосом отчаяния.