– Выйди, дух нечистый, из создания Божия! – я продолжал, чувствуя, как каждое слово дается мне с огромным трудом, будто я толкаю перед собой тяжеленную каменную глыбу.
– Уйди! – просипел он своим, но искаженным до неузнаваемости голосом. – Это мое! Он мой!
И в этот момент я понял, с чем мы боремся. Не с неким мифическим существом с рогами. Мы боремся с самой тьмой. С духом самоуничтожения. С духом гордыни, который шептал Сергею годами: «Ты сам себе хозяин», загоняя его в одиночную камеру его собственного «Я». С духом уныния, который превратил его жизнь в бессмысленный круг. Эта сущность так срослась с ним, что уже считала его своей законной территорией.
Молитва усиливалась. Люди вокруг плакали, молились, чувствуя незримую брань. А Сергей вдруг замолк. Он поднял голову. И я увидел в его глазах не злобу, а что-то совершенно иное – животный, ничем не прикрытый ужас. Ужас самого Сергея, который впервые за долгие годы увидел бездну внутри себя. Ту самую боль, с которой все началось.
Слезы потекли по его щекам. Тихие, беззвучные. Это уже плакал не бес. Это плакал он. Израненная, затравленная, но его собственная душа.
Когда мы закончили, он еще долго сидел на полу. Подойти к кресту он не смог – его тело била мелкая дрожь, как в лихорадке. Он был опустошен, вывернут наизнанку.
Он ушел, не глядя ни на кого. Но я знал, что самый главный шаг он сегодня сделал. Не бес вышел из него. Впервые за много лет из своего кровавого, выжженного подвала на секунду выглянул он сам. И этот первый взгляд на развалины собственной души был для него страшнее любого кошмара.
Но именно с этого взгляда и начинается исцеление. С мужества увидеть свою боль и назвать ее по имени.
Он пришёл через неделю. В тот же храм, к концу вечерней службы. Я заметил его, стоящего в тени у столпа, – будто призрак, застрявший между мирами. Тот вызывающий стержень в осанке исчез. Плечи были ссутулены, а в глазах читалась растерянность человека, внезапно очнувшегося после долгого сна.
Когда народ стал расходиться, он медленно подошёл ко мне.