номерах мне раньше бывать не приходилось.
Кэрол сказала, что я уже был здесь; тем не менее у меня не было никаких
воспоминаний ни о гостинице, ни о номере. Хотя я настолько устал, что
просто не был способен думать об этом. Я просто упал на кровать вниз
лицом. Единственное, чего я хотел, — это спать, хотя и был очень
взвинчен. Было так много несвязанных концов, хотя внешне все выглядело
достаточно упорядоченным. Вдруг я почувствовал внезапный прилив нервного
возбуждения и сил.
— Я никогда не говорил тебе, что не принял подарок бросившей вызов
смерти, — сказал я, повернувшись к Кэрол. — Откуда ты знаешь, что я не
принял его?
— Но ты сказал мне об этом сам, — запротестовала она, садясь рядом
со мной. — Ты так гордился этим. Это было первое, что ты сказал мне,
когда я тебя нашла.
Как ни странно, это был единственный ответ, который не удовлетворил
меня. То о чем она сообщила, не выглядело как мое утверждение.
— Я думаю, что ты неправильно меня поняла, — сказал я. — Я просто
не хотел принимать ничего, что отклонило бы меня от моей цели.
— Ты хочешь сказать, что не чувствуешь гордости за свой отказ?
— Нет. Я ничего не чувствую. Я не способен больше что-либо
чувствовать, кроме страха.
Я вытянул ноги и положил голову на подушку. Я почувствовал, что
если бы я закрыл глаза или прекратил говорить, я бы тут же заснул. Я
рассказал Кэрол, как я спорил с доном Хуаном в начале моего знакомства с
ним, о его убедительных мотивах следовать по пути воина. Он говорил, что
страх поддерживает его, чтобы идти прямо и что больше всего он боится
утратить нагваль, абстрактное, дух.
— По сравнению с утратой нагваля смерть — это ничто, — говорил он с
искренней страстью в голосе. — Мой страх потерять нагваль — это
единственная реальная вещь, которая у меня есть, потому что без этого я
буду хуже, чем мертвец.
Я рассказал Кэрол, как я тут же возразил дону Хуану, гордо заявив,
что поскольку мне неизвестен страх, то если бы мне пришлось выбирать
такой путь, — силой, подвигающей меня на это, для меня была бы любовь.
Дон Хуан заявил, что когда приходит критический момент, то
единственным стоящим состоянием для воина является страх. Втайне я
возмущался узостью его взглядов.
— Колесо сделало полный оборот, — сказал я Кэрол. — Посмотри на
меня сейчас. Я могу поклясться тебе, что единственное, что заставляет
меня держаться, — это страх утратить нагваль.
Кэрол как-то странно взглянула на меня. Такого взгляда я у нее
раньше не замечал.
— Я позволю тебе не согласиться, — сказала она мягко. — Страх
ничего не значит по сравнению с любовью. Страх заставляет двигаться как
попало, любовь заставляет двигаться разумно.
— Что ты говоришь, Кэрол Тиггс? Разве маги сейчас любят ?
Она не ответила. Она легла рядом со мной и положила голову ко мне
на плечо. Мы оставались там, в этой странной неприветливой комнате
долгое время в полной тишине.
— Я чувствую, что чувствуешь ты, — вдруг сказала Кэрол. — Теперь
постарайся почувствовать, что чувствую я. Ты можешь это. Но давай сделай
это во тьме. Кэрол протянула вверх руку и щелкнула выключателем над
кроватью. Одним движением я сел прямо. Толчок страха пронзил меня как
удар электрическим током. Как только Кэрол выключила свет, в комнате
наступила ночь. С огромным беспокойством я спросил ее об этом.
— Ты еще не в себе, — сказала она подбадривающе. — У тебя был
грандиозных размеров припадок. Войдя так глубоко во второе внимание, ты
как бы немного не в порядке. Конечно сейчас день, но твои глаза не могут
еще привыкнуть к тусклому свету в номере.
Более или менее успокоившись, я снова ляг. Кэрол продолжала
говорить, но я не слушал. Я чувствовал простыни. Это были настоящие
простыни. Я пробежался руками по кровати. Это была кровать! Я наклонился
и дотронулся пальцами до холодного пола. Я встал с кровати и проверил
каждый уголок в номере и ванной. Все было обычно, естественно. Я сказал
Кэрол, что когда она выключила свет, у меня появилась абсолютная
уверенность, что я сплю.
— Сделай перерыв, — сказала она. — Прекрати этот бред, или иди в
кровать и отдохни.
Я открыл занавеси на окне и посмотрел на улицу. Был день, но когда
я закрыл их, в номере была ночь. Кэрол умоляла меня лечь в постель. Она
боялась, что я убегу на улицу, как сделал это раньше. В этом она была
права. Я вернулся в постель, не заметив, что ни одной секунды я не
потратил на то, чтобы указать на что-нибудь мизинцем. Как будто бы это
стерлось из моей памяти.
Темнота в номере этой гостиницы