Шагая по Невскому проспекту, в сторону Литейного, где находился мой уголок – скромная квартирка-студия – я то и дело терял равновесие. Под ногами, в световых пятнах фонарей, в свете пробуждающихся звёзд и окутанной рваными облаками луны покрытый корочкой льда асфальт искрился, как фольга под настольной лампой. Вот она – характерная особенность поздней петербургской осени.
«Не стоило так засиживаться с ребятами», – размышлял я, зевая во весь рот.
– Помогите! – вдруг донёсся до ушей пронзительный женский крик, прерывая моё мысленное самобичевание.
Я инстинктивно остановился. Прислушался.
– На помощь! – вновь раздался из тёмной арки, располагавшейся чуть дальше по улице, женский голос с надрывом.
Я осмотрелся. Как назло, в поле зрения не было ни души.
Сердце бешено заколотилось, молниеносно нахлынувшие мысли, сплелись в тугой пульсирующий клубок. Разум твердил: «Не ходи туда». Но внутренний голос – тот, по-видимому, что отвечал за героическую сторону моего «я» – воскликнул: «Нельзя проходить мимо. Нужно помочь».
Сжав в карманах кулаки, я решительно вошёл в темноту арки и, словно продравшись сквозь плотные кулисы на сцену, оказался посреди плохо освещённого двора. Тусклый свет, пробивающийся из нескольких окон второго этажа, освещал фигуру женщины с длинными чёрными волосами, в бежевом пальто и блестящих высоких сапогах. Вжимаясь спиной в стену и прикрываясь сумочкой, она стояла, застыв, и напоминала манекен из модного бутика весенней одежды. Однако её лицо, искажённое ужасом, ясно давало понять: это не модель и не манекен, а жертва.
– Не подходи ко мне! – выкрикнула женщина, заставив меня вздрогнуть.
Обращалась женщина явно не ко мне. Я проследил за её взглядом и увидел появившегося в пятне света мужчину: высокого, широкоплечего, в тёмной одежде.
– Отдавай сумочку и все свои украшения, – просипел он, потирая ладони в предвкушении лёгкой добычи.