– Для протокола, – произнесла она громко. – Это – чудо. Незарегистрированное. Добровольное.
Чай закипел без огня, и по залу прошла волна тепла. Бумаги дрогнули, зеркала на миг показали настоящие лица людей, а один из кристаллов вдруг расцвёл изнутри, выпуская свет.
– Что вы сделали? – закричала девушка с ресепшена.
– Вернула людям вкус, – ответила Лисса. – Он пахнет свободой.
Случайность, выскользнув из сумки, поднялся в воздух и пустил струйку пламени в форме улыбки. Люди замерли, кто-то засмеялся. Это был тихий, неуверенный смех, но он быстро разросся, как трещина в стене.
Фрик подмигнул Лиссе. – Кажется, мы начали революцию чайного масштаба.
– Самое опасное – тёплое, – сказала ведьма. – Оно растапливает лёд.
И пока стражники бежали, пока тревожные колокола кричали о «незаконной эмоции», она стояла посреди зала, улыбаясь. Потому что знала: любое чудо, даже самое малое, начинается именно так – с глотка горячего чая и мысли, что жизнь всё ещё способна быть вкусной.
Тревожные колокола выли на всю столицу, словно город сам не знал, кого предупреждает – граждан, власть или собственную совесть. Эхо разносилось по узким улицам, вздрагивая в витринах лавок, где продавали бумагу и страх, – именно в таком порядке. Лисса шла спокойно, будто не слышала гул тревоги. Плечи прямые, пальцы в пальцах Фрика, который принял форму дымного силуэта – удобную, чтобы не путаться под ногами. Рован прикрывал их сзади, мрачный, сосредоточенный, готовый защищать чудо как стратегию выживания. Тия несла под плащом Случайность, который засыпал, урча, как чайник на слабом огне.
На перекрёстках стояли патрули с зеркалами – проверяли, отражаешься ли ты должным образом. В новых имперских правилах говорилось, что честный гражданин отражает только внешность, без лишних эмоций. Ведьма подошла к зеркалу, посмотрела – и её отражение подмигнуло, а потом показало язык. Солдат растерялся, а зеркало лопнуло, не выдержав уровня сарказма. Фрик шепнул: «Засчитать как победу малой формы».