Фрик вытянул когти, и в его взгляде впервые мелькнуло не раздражение, а нечто древнее – память пламени. – Я предупреждал, что мир не любит смех. Но он его заслужил.
Через час таверна уже дышала как живое существо. Фонари мигали, словно набирая воздух. В камине пламя сложилось в очертания крыльев. Все гости – живые, мёртвые, легендарные – собрались вместе.
Лисса встала на стол, подняла чашу. – Если они придут за чудом, пусть получат его целиком. Мы не прячем магию – мы ей дышим.
В дверь постучали. На пороге стояли имперские инспекторы, сухие, как пепел. Их глаза отражали пустоту, в которой не было места ни боли, ни радости.
– По приказу Совета… – начал один, но договорить не успел.
Таверна загудела, как сердце перед ударом. Из стен поднялся свет – не огонь, не молния, а что-то между дыханием и песней. Воздух стал тёплым, время – медленным. Даже дождь за окном застыл.
– Это нарушение! – закричал чиновник.
– Это жизнь, – ответила ведьма.
Свет прошёл сквозь них, и на мгновение все – и люди, и призраки, и даже чиновники – увидели то, чего давно не видели: себя живыми. Кто-то заплакал. Кто-то рассмеялся. И, что удивительно, никто не умер.
Когда всё стихло, имперцы ушли, не сказав ни слова. Только один из них оставил на двери табличку: «Закрыто на смех».
Лисса сняла её, повернула обратной стороной и написала углём: «Открыто навсегда».
Фрик вздохнул. – Ну что, снова победа без отчётов?
– Скажем так, – ответила ведьма, – бюрократия впервые капитулировала перед чайником и пирогом.
Она села у камина, слушая, как дракон в пламени тихо смеётся, а дождь снаружи поёт новую мелодию. Мир снова жил, как хотел – странно, шумно, неправильно, но по-настоящему.
И именно в этом заключалось всё волшебство.
Глава 16. Где дракон находит себе юриста, а ведьма теряет терпение, но не чувство юмора