– Эпоха без искры, – уточнил старик. – Они хотят, чтобы всё было ровно, без всплесков. Ни счастья, ни боли.
Лисса задумалась. – Значит, мы снова возвращаемся к старому: чудо запрещено, чувство под запретом, дыхание на учёте.
– А значит, – добавила Тия, – пора снова учиться смеяться подпольно.
Старик улыбнулся – в этой улыбке было больше света, чем в любой магии. – Именно. И я пришёл, чтобы попросить вас об этом. Нам нужно место, где смех будет не преступлением, а правом.
Фрик фыркнул. – Полагаю, таверна «Последний дракон» вполне подходит. У нас и дураков хватает, и философов. Иногда в одном лице.
С тех пор в таверне начали собираться люди, которых мир считал «излишне чувствительными». Музыканты, которые слышали, как поёт дождь. Писцы, влюблённые в слова. Старые учителя, запомнившие вкус вдохновения. Они приходили тихо, без афиш, но с улыбками, которые можно было разглядеть даже в темноте.
Лисса поставила у двери новую табличку – «Дом свободного смеха». Никто не осмелился её снять. Даже чиновники, проходящие мимо, отворачивались, будто не замечали. Слухи о месте, где разрешено смеяться, распространялись быстро. Люди приходили просто посидеть, послушать, как кто-то читает свои сны, или сыграть на флейте из обыкновенной кости, звучащей лучше любого золота.
Фрик, наблюдая за всем этим, стал чуть мягче. Даже перестал ворчать, когда Лисса, не глядя, ставила ему под нос тарелку с жареной рыбой.
– Скажи честно, – как-то спросила она, – тебе ведь тоже нравится, что всё живое возвращается?
– Мне нравится, – ответил он после паузы, – что даже самые глупые идеи умеют светиться. Особенно если их подать с правильным соусом.
Но покой длился недолго. Однажды ночью, когда все уже спали, на пороге появился тот самый имперский курьер – теперь без очков, с лицом, испачканным копотью.
– Ведьма… – прохрипел он. – Они идут. Совет решил ликвидировать все источники «иррациональных проявлений». Ваш дом первый в списке.
Рован вскочил, Тия побледнела.
Лисса не пошевелилась. – Значит, время пришло. Пусть приходят.