Фрик вытянул лапу. – Не песня, а национальный гимн в разработке.
Инспектор слабо улыбнулся. – Они боятся. Не тебя, не ваших шуток. Они боятся, что люди перестанут нуждаться в приказах, чтобы чувствовать себя живыми.
– Значит, всё идёт правильно, – сказала Лисса. – Когда власть боится счастья – значит, счастье ещё живо.
Он посмотрел на неё. – Но ведь тебя могут…
– Пусть попробуют, – перебила ведьма. – Империя привыкла ловить драконов, но не привыкла разговаривать с теми, кто умеет дышать огнём словами.
Тишина была мягкой, как одеяло после долгого пути. Инспектор опустил голову, и Лисса поняла – он сломался не от страха, а от проснувшейся совести. Она наложила ему в кружку горячего эля и поставила рядом блюдце с вареньем из забытой надежды.
– Выпей, – сказала она. – Это помогает вспомнить, зачем всё это было в начале.
Он сделал глоток и замер. – Я… когда-то хотел быть писателем. Но потом решил, что стабильность важнее.
Фрик усмехнулся. – Ну вот, стабильность у тебя есть. Скучная, надёжная и бесполезная. Поздравляю.
Инспектор рассмеялся. Сначала тихо, потом громче. Смех у него был хриплый, неуверенный, но настоящий. Лисса улыбнулась. – Вот и всё. Ты официально выздоровел. Осталось только уволиться окончательно и написать книгу о чудесах, которых не существует.
Он кивнул. – Напишу. Назову её «Таверна, где смех легализован».
Рован поднял кружку. – За это стоит выпить.
Они пили до поздней ночи. Гроза ушла, оставив после себя чистое небо и запах мокрой земли. На рассвете инспектор ушёл, оставив на столе свою форму – аккуратно сложенную, с гербом, но без души.
Лисса стояла на пороге, когда первые лучи солнца скользнули по вывеске «Последний дракон». Металл блеснул, будто улыбнулся.
Фрик потянулся. – Ну что, ведьма, готовься. Скоро сюда придёт ещё кто-то из них. Сначала один – ради совести. Потом десятки – ради завтрака.
– Пусть приходят, – сказала она. – У нас места хватит для всех, кто устал притворяться.