Младший инспектор запнулся. – В разделе моральных активов.
– Тогда берегите, – сказал он. – Такие активы исчезают, если их не использовать.
Некоторое время они ели молча. Только посуда тихо звенела, а из камина тянуло ароматом яблок и дыма. Потом старший инспектор вдруг вздохнул.
– Вы знаете, – сказал он, – иногда я вспоминаю, как моя дочь в детстве пыталась поймать светляков в банку. И почему-то мне кажется, что это было правильнее, чем всё, чем я занимаюсь сейчас.
Фрик фыркнул. – Советую попробовать снова. У нас как раз сезон нелегальных светляков.
Инспектор не ответил, но уголки его губ дрогнули. Лисса заметила это и решила не упускать момент. – Так, господа, объявляю внеплановую практику по моральной термометрии. Сейчас вы закроете глаза и скажете, что чувствуете.
Они подчинились.
– Я… чувствую запах детства, – прошептал один.
– Я слышу, как трещит дождь по крыше, – сказал другой.
– А я… – начал старший и замолчал, – …я впервые за годы не думаю о работе.
Ведьма кивнула. – Поздравляю, вы выздоровели. С вас три смеха и два вдоха благодарности.
Инспекторы открыли глаза. Старший долго смотрел на неё, потом аккуратно сложил блокнот. – Вы ведь понимаете, что я должен написать отчёт.
– Конечно, – ответила она. – Только напишите правду.
– Это опасно.
– Всё живое опасно. Даже надежда.
Они ушли через час, явно не зная, как классифицировать происходящее. На прощание старший оставил ей визитку. На обороте, где должно было быть написано «служебный номер», стояли слова: «Иногда чудеса нуждаются в прикрытии. Я помогу».
Когда дверь закрылась, Фрик потянулся и сказал: – Пожалуй, это был самый продуктивный завтрак за последние годы.
Тия подняла блин на вилке. – И вкусный. Особенно если приправить лёгким ощущением победы.
Лисса села у окна, глядя, как инспекторы уходят вниз по дороге. За их спинами ветер аккуратно срывал гербы с плащей – так, будто мир сам подписывал прошение о помиловании.
– Знаете, – сказала она, – кажется, чудеса стали не только возможны, но и заразны.
Пепелок фыркнул и выпустил кольцо дыма в форме улыбки.