– Это потому, что жизнь наконец-то разрешила себе быть без плана, – ответила Лисса.
К вечеру снова пришли гости. Среди них – тот самый чиновник, который когда-то предупреждал их о проверках. Только теперь у него не было формы, лишь плащ, пахнущий свободой.
– Я уволился, – сказал он, садясь у стойки. – Больше не могу описывать надежду параграфами.
Фрик подал ему кружку. – Тогда выпей за незаконное дыхание.
Мужчина поднял взгляд. – Знаете, что смешно? Они создали комиссию по борьбе с хаосом. А внутри этой комиссии теперь спорят, что считать хаосом.
– Всё, что живое, – сказала Лисса. – А значит, мы на правильной стороне.
Он кивнул и достал из кармана небольшой лист – приказ о закрытии таверны. – Я должен был вручить это вам неделю назад. Но я решил подождать. Теперь срок действия истёк.
– Видишь, – сказала ведьма, беря лист. – Даже у глупости есть срок годности.
Они засмеялись. За окнами снова начинался дождь, и капли звенели по крыше, как монеты из параллельной реальности, где счастье всё ещё в обращении.
Поздним вечером к ним пришёл мальчишка, весь в грязи, с перепуганными глазами. – Ведьма, – сказал он, – на южной дороге солдаты жгут таблички с надписями «Аполитичные чудеса».
Лисса нахмурилась. – Ну конечно. Сначала боятся, потом сжигают, а потом строят музеи.
Фрик поднял хвост трубой. – Поехали посмотрим, чтобы хоть музей получился красивый.
Они отправились ночью. Дорога блестела от дождя, деревья шептались, будто обсуждали их план. Когда добрались до перекрёстка, увидели пепелище – но посреди него, прямо в мокрой земле, стояла одна-единственная табличка, не обугленная. На ней светились слова: «Чудеса не подлежат уничтожению. Проверено огнём».
Рован присел рядом, потрогал доску. – Кто-то её защитил.
Пепелок расправил крылья. – Это не кто-то. Это сама идея. Она выживает лучше всех.
Лисса долго стояла, глядя на огни вдалеке. – Значит, всё ещё есть смысл. Пусть даже его пытаются запретить.
Фрик тихо фыркнул: – Смысл – это то, что начинает смеяться, когда его сжигают.