Они вернулись в таверну уже под утро. Фрик лежал на стойке, мурлыча что-то вроде гимна свободных существ. Пепелок заснул, держа в лапах кусочек пергамента, на котором углём было написано: «Надежда. Срок действия – бесконечен».
Лисса улыбнулась. – Пожалуй, этот документ я подпишу лично.
И в тот миг ветер распахнул дверь, и где-то вдалеке послышалось пение – не громкое, но упорное, как жизнь, отказавшаяся замолчать.
Глава 10. Как из таверны сделали штаб-квартиру аполитичных чудес
Утро в Прибрежных землях началось с того, что солнце проспало. Оно выглянуло лишь ближе к полудню, зевая и посылая ленивые лучи прямо в вывеску «Последний дракон». Лисса сидела за стойкой, разбирая ящики с ингредиентами: сушёный тимьян, веточки смеха, немного лунной пыли. Пепелок шевелился у печи, подрагивая хвостом, а Фрик стоял на бочке и читал свежую газету, пахнущую типографской тоской.
– Заголовок дня, – произнёс он. – «Империя благодарит Министерство надежды за успешную ликвидацию веры в чудеса». Далее по тексту: «Население отмечает стабильное отсутствие удивления».
– Прекрасно, – сказала Лисса, наливая кофе. – Можно праздновать официальную скуку.
– Уже празднуют. Объявлен Всенародный день благоразумного равнодушия.
Рован вошёл, отряхивая плащ. На нём были следы дороги, запах соли и небольшой укус реальности. – Столица шепчет, – сказал он. – Люди начали обменивать имперские лицензии на вдохновение. На рынке появилась новая валюта – смех.
– Отлично, – отозвалась ведьма. – Наконец-то экономика перестала вонять отчаянием.
Тия притащила с кухни огромную кастрюлю и поставила её посреди зала. – Варим похлёбку из демократии, – сказала она. – Каждый может добавить свой ингредиент, но ругаться запрещено.
К вечеру таверна наполнилась народом. За столами сидели крестьяне, ремесленники, два бывших инквизитора, переодетых в циркачей, и даже один поэт, утверждавший, что его вдохновение сбежало в ящик с картошкой. Атмосфера напоминала совещание хаоса под звуки лютни.