Фрик приоткрыл один глаз. – А может, оставить? Потолок всё равно пустует.
– Нет, – сказала Лисса. – У нас теперь заведение общественного назначения. С потолков должна капать стабильность.
Тия принесла поднос с булочками и поставила перед Рованом. Он взял одну, но не ел – просто смотрел, как пар поднимается к свету.
– Ты опять в мыслях, – сказала ведьма, садясь напротив.
– Я думаю, как долго им удастся держать людей в страхе.
– Пока у них не кончится бумага для приказов.
Он усмехнулся, но взгляд остался тяжёлым. – Знаешь, что самое страшное? Они верят, что делают правильно.
– Да, – ответила Лисса. – И это делает их особенно опасными. Но, – она кивнула на кота, – у нас есть своя контрмагия.
Фрик потянулся, лениво умываясь. – Сарказм и выпечка. Универсальные средства.
Пепелок громыхнул крышкой котла. – И философский суп. Не недооценивай кулинарию.
Снаружи кто-то постучал. Дверь открылась, и в таверну вошёл мальчишка – тот самый, с фонарём. Лицо у него было взволнованное, а в руках – свёрток из старой ткани. Он подбежал к Лиссе и прошептал:
– Это вам. От тех, кто теперь прячется в старом театре. Они говорят, что это нужно сохранить.
Ведьма осторожно развернула ткань – внутри лежала книга, потемневшая, переплетённая ремнями. На обложке выгоревшие слова: «Каталог чудес, неподлежащих отмене».
Фрик поднял хвост трубой. – Это шутка?
– Нет, – ответила Лисса, ощупывая кожаную поверхность. – Это одна из первых хранилищных книг Академии. Я думала, все сожжены.
Рован подошёл ближе. – Значит, кто-то всё-таки сохранил память.
– Или память сама сохранила себя, – сказала ведьма.
Она открыла книгу. Вместо слов – изображения: искры, запахи, вспышки воспоминаний, детские смехи, старческие слёзы, всё то, что невозможно описать приказом. Книга будто дышала.
Пепелок осторожно наклонился, и от его дыхания страницы вспыхнули мягким светом. – Её можно спрятать в подвале, но лучше – прочитать вслух.
– Тогда спрячем в голосах, – сказала ведьма. – Пусть каждый, кто сюда войдёт, унесёт хотя бы строчку.
Тия смотрела на всё это широко раскрытыми глазами. – А если Совет узнает?