Фрик, устроившись на стойке, вылизывал лапу, демонстрируя философское спокойствие. Он заметил, как ведьма смотрит на мокрую улицу, и произнёс, не поднимая глаз: ты ведь знаешь, что Мортен вернётся.
Знаю, – ответила она. – Он из тех, кто ходит по кругу, пока не поймёт, где центр.
Кот кивнул. – А когда поймёт, будет уже поздно – круги превратятся в спираль.
Пепелок вздохнул, раздув ноздри, и из них вылетело немного дыма в форме вопросительного знака. Что теперь?
Теперь – жить, – сказала Лисса. – А это, между прочим, самая трудная форма сопротивления.
Она подошла к стойке, налила себе кофе, добавила корицу и каплю молока. Напиток зашипел, словно спорил, и в его поверхности отразилось пламя очага, похожее на глаз древнего дракона. Ведьма улыбнулась. – Даже кофе сегодня с характером.
Он всегда с характером, – сказал Пепелок. – Просто обычно ты не замечаешь, когда он на тебя обижается.
Тия вошла с кухни с подносом пирогов и осторожно поставила их на стол. На щеках у неё были муки и следы усталости, но в глазах – блестела решимость.
Имперские проверяющие прошли к северной дороге, – сказала она. – Похоже, ищут тех, кто всё ещё способен мечтать.
Тогда они далеко не уйдут, – ответила ведьма. – Сон – самая сложная форма конспирации.
Фрик зевнул, вытянул лапы и, не открывая глаз, заметил: мне кажется, Империя скоро введёт налог на вдох.
Уже ввела, – сказала Лисса. – Просто пока взимает его страхом.
Рован появился из тени, тихо, как человек, который давно разучился стучать в двери. Он снял капюшон, волосы прилипли к вискам, глаза потемнели.
На востоке начались облавы. Говорят, Совет собирается ввести новый указ – об обязательной сертификации эмоций.
Пепелок фыркнул. – То есть теперь радоваться можно только по утверждённому графику?
Рован кивнул. – И грустить – строго в пределах допустимой нормы.
Лисса поставила чашку, посмотрела на него внимательно. – Ты устал.
Он усмехнулся. – Слишком много реальности на квадратный метр.
Здесь её поменьше, – сказала ведьма. – Можешь отдышаться.
Он сел у камина, провёл ладонью по лицу и тихо произнёс: я не знаю, на чьей я стороне.