Но вместе с теплом росло и беспокойство. Империя готовила комиссию. Говорили, что Верховный Канцлер намерен лично осмотреть «опасный экземпляр».
– Они не оставят его нам, – сказал Рован. – Им нужны символы. Дракон – это власть.
– Нет, – ответила ведьма. – Дракон – это память. А память нельзя отобрать, если ты не забыл, кто ты.
Фрик задумчиво мыл лапу. – Но если они придут с орденом на конфискацию?
– Тогда, – Лисса улыбнулась, – пусть попробуют поймать дыхание.
В ночь перед визитом комиссии в таверне стояла тишина. Лисса сидела у очага, где Сол спал, свернувшись кольцом. Его дыхание светилось, и в этом мягком сиянии стены казались живыми. Она гладила его по тёплым чешуйкам и думала, что, может быть, все эти годы без магии были нужны лишь для того, чтобы люди наконец соскучились по чудесам по-настоящему.
Фрик подошёл ближе, уселся рядом. – Знаешь, ведьма, я думал, что драконы – это сказки.
– А сказки – это просто правда, пережившая бюрократию, – сказала она.
Он хмыкнул. – Тогда, выходит, мы с тобой теперь хранители архивов вселенной.
– Не мы, – ответила она, глядя, как Сол во сне раскрывает крылья. – Он. Мы просто держим дверь открытой.
Утром, когда на пороге появились чиновники в чёрных мантиях, Лисса уже ждала их. В руках – чай, на лице – улыбка, в глазах – упрямая усталость человека, который давно понял: бороться с глупостью бессмысленно, но дразнить её – святое удовольствие.
Сол сидел рядом, спокойно, словно понимал, что сейчас решается не его судьба, а судьба самого понятия «чудо».
– Мы пришли изъять объект, – объявил главный ревизор.
– Объект? – переспросила Лисса. – Вы уверены, что это слово подходит существу, которое умеет смотреть в душу?
– Он представляет угрозу общественному порядку.
– Нет, – ответила ведьма. – Он представляет угрозу вашему пониманию порядка.
Фрик зевнул. – Разница тонкая, но принципиальная.
Чиновники замерли. Дракон поднялся и сделал шаг вперёд. Ни рыка, ни огня – только свет. В этом свете бумага на руках ревизора рассыпалась в пепел.
– Он… он уничтожил документы! – завопил тот.