Они устроили лагерь у старого дерева, чьи корни пронизывали землю, как вены памяти. Ведьма заварила чай – ритуал, который стал символом сопротивления. Каждый вдох пара соединял настоящее с прошлым, и казалось, что само небо наклоняется, чтобы понюхать этот запах.
Рован наблюдал за ней. – Ты понимаешь, что Совет не остановится? Даже если им придётся переписать небо.
– Знаю, – ответила Лисса. – Но переписанное небо всё равно остаётся небом. Его можно прочесть заново.
Тия тихо спросила: – А если мы проиграем?
– Тогда мир вспомнит позже. Всё, что когда-то было по-настоящему, возвращается. Даже если в другом обличье.
Фрик хмыкнул. – Главное, чтобы меня не вернули в виде морального урока.
Ночь в долине была полна голосов. Они говорили на всех языках – старых, забытых, выдуманных. Лисса слушала, пока сердце не стало эхом всего услышанного. Она почувствовала, как внутри неё загораются маленькие огоньки: память о тех, кто смеялся, кто любил, кто верил. Это и была магия – не сила, а продолжение.
Среди шёпотов вдруг выделился один – знакомый. Голос старой наставницы, исчезнувшей ещё в юности. «Не борись с тьмой, Лисса. Зажигай свечи. Они сами покажут, где темно». Ведьма открыла глаза и увидела, как вокруг вспыхивают огни. Это были не факелы – это просыпались люди. Из тумана выходили фигуры: жители долины, давно забытые, но не исчезнувшие. Они возвращались из памяти, как слова из сна.
Рован сжал рукоять меча – рефлекторно, но потом опустил руку. Эти призраки не несли угрозы. Они просто шли. Каждый нёс что-то своё – мелодию, улыбку, книгу, чашку. Всё, что когда-то делало жизнь живой.
– Это они, – прошептала Тия. – Те, кого стёрли.
– Не стёрли, – сказала Лисса. – Только замолчали.
Она поднялась. – Слушайте. Это наш новый мир. Без инструкций. Без подписи Совета. Здесь каждая история дышит сама собой.
Фрик посмотрел на неё и неожиданно серьёзно произнёс: – Знаешь, ведьма, если память способна воскреснуть, то и надежда, наверное, не умирает. Она просто временно уходит в отпуск.
Лисса улыбнулась. – Тогда пора её вернуть на работу.