хулигана уже вызван…
И тут из буфетной раздались два леденящих душу вопля: сначала женский, а потом мужской. Мужской вопль перешел в стон, затихший на какой-то жалостливой щенячьей ноте… После этого воцарилась тишина.
В этой напряженной тишине из буфета, ступая по лужам и осколкам, вышла японка в рваном и перепачканном кимоно. Она вела под руку пожилого японца, смущенно прикрывавшего веером шишку на лбу. Когда к ним подбежали охранники, японка вежливо сказала:
— Пожалуйста, не беспокойтесь о нас. Мы в порядке. Выясните, что можно сделать… для того человека.
Охранники (а затем и милиция) послушно ринулись в буфетную, где на полу лежал безо всяких признаков жизни мужчина, в котором некоторые признали бы полковника Кирпичного.
Его выволокли на носилках, закрыв простыней, уборщицы моментально ликвидировали разгром, а директор театра, поминутно извиняясь, спросила у господина Синдзена, желает ли он смотреть пьесу дальше.
— Да, да, конечно, — заявил господин Синдзен. — Пожалуйста, пусть никто не обращает внимания на этот маленький инцидент. Все прошло. Пусть дают звонок к началу представления.
Нервно разговаривая, публика вернулась в зал. Посреди опустевшего фойе стояли Синдзен, Инари, Татьяна Алексеевна, крепко прижимавшая к себе притихших Машку с Дашкой, и удрученный Авдей.
— Нам нужно уйти отсюда! — сказала Инари. — Я чувствую, что опасность еще не миновала…
— Глупости, девочка, — мягко прервал ее Синдзен. — Да и постыдно показывать врагу спину.
— Я отвечаю за вашу жизнь, господин! И за жизнь этих людей тоже!
— Поверь старику, дитя, все будет в порядке, — заверил Инари босс. — Там теперь полно охраны. Так что идемте смотреть спектакль. Ведь представление должно продолжаться, не так ли?
Они вернулись в зал на свои места. Только в полутьме они эти места немножко перепутали. И в кресло, которое ранее занимал господин Синдзен, уселась Марья Белинская. Мало того. Она ухитрилась выпросить веер у старичка-японца и теперь без конца им обмахивалась, вызывая приступ дикой зависти у сестры.
Меж тем на сцене разворачивалось удивительное по красоте зрелище. Три влюбленные в самурая Сажа женщины отправились искать его по всей Японии, каждая — своим путем. Монахиня возглавляла красочное религиозное шествие с веерами и резными изображениями будд. Гейша танцевала и музицировала, в каждом селении спрашивая, не появлялся ли ее возлюбленный. А принцесса, сопровождаемая эскортом придворных, везла в черепаховой шкатулке золотые тэта, потерянные Сажа. По ее приказу эти тэта примерялись каждому встреченному по дороге мужчине…
И вот наступила кульминационная сцена. Все три женщины одновременно нашли самурая Сажа, скрывавшегося на вершине горы духов — Ютому. И все три потребовали от него ответа, с какой из них он желает переплести ноги.
— Пап, а что это значит “переплести ноги”? — шепотом спросила у Авдея Дашка.
Инари впервые со времени драки усмехнулась.
— Это значит “танцевать”, — краснея, соврал Авдей.
Всезнайка Машка тихо хихикнула, прикрывая лицо веером господина Синдзена…
И тут Авдей услышал выстрел, а вслед за ним визг Маши:
— Папочка, веер!!!
В веере господина Синдзена, которым Марья прикрыла лицо, зияло аккуратное пулевое отверстие. А по волосам Машки текла кровь…
— Маша!!! — бросился Авдей к визжащей дочери, и тут прозвучал еще один выстрел. И еще.
И еще…
А потом на сцену, сгоняя актеров в пестрое перепуганное стадо, вышли люди в черном и с раскрашенными черной краской лицами. В руках у них было отнюдь не бутафорское оружие.
— Всем оставаться на своих местах! — приказали люди в черном и автоматной очередью в потолок заставили включиться аварийное освещение. — Нам нужен только один человек. Его имя Хидэо Синдзен. Если он выйдет к нам, мы никого не тронем. Если он откажется, мы расстреляем всех.
На сцену медленно поднялась пожилая женщина в черном платье. Ее изумрудная брошь в свете рампы блеснула маленькой зеленой молнией. Женщина встала напротив суфлерской будки, оглядела скованный ужасом зал и заговорила:
— Ведите себя смирно и не предпринимайте никаких попыток к сопротивлению. Зал окружен моими людьми, в ложах сидят снайперы, которые пресекут любое ваше движение… Господин Синдзен! Надеюсь, вы не хотите, чтобы из-за вас погибло такое количество людей, и выйдете-к нам добровольно.
— Маша, деточка моя, успокойся, — Авдей сполз с кресла, обнял дочку и, леденея душой, осторожно коснулся ее залитой кровью головы.
— Боже, она ранена! — у Татьяны Алексеевны тряслись руки.
Авдей внимательно осмотрел рану и перевел дух.