быстро мы привыкаем к чудесам! Меньше, чем через
минуту я уже думал о том, что ходить по воде не только
возможно, но и естественно. А что в этом такого?
— Но если вода сейчас твердая, то как же ее тогда пить?
— Точно так же, как и ходить по ней, Ричард. Она ни
твердая, ни жидкая. Мы сами решаем, какой ей для нас быть.
Если хочешь, чтобы она была жидкой, поступай с ней так,
будто она жидкость. Если хочешь, чтобы она была воздухом,
поступай с ней так, будто она воздух. Попробуй.
Может быть, все дело в присутствии просвещенной души, — подумал
я, — может быть, подобные вещи происходят лишь в
определенном радиусе, ну, скажем, футах в пятидесяти от
нее…
Я встал на колени на поверхности пруда и погрузил в
него руку. Жидкая. Затем я лег на живот и, убедив себя в
том, что вода — это воздух, опустил в нее лицо. Я дышал
будто теплым жидким кислородом, не чувствуя никакого удушья.
Наконец я опять сел и вопросительно посмотрел на Шимоду,
предполагая, что он знает, о чем я думаю.
— Говори, — сказал он.
— Почему я должен говорить?
— Потому что то, что ты хочешь сказать, наиболее точно
может быть выражено словами. Говори.
— Если мы можем ходить по воде и дышать ею, и пить ее,
то почему мы не поступаем так с землей?
— Да. Хорошо. Сейчас ты увидишь.
Он пошел к берегу так легко, будто он шел по
раскрашенному макету озера. Но как только он коснулся ногой
песка и травы, он начал тонуть, пока через несколько шагов
не погрузился в землю по плечи. Создавалось впечатление, что
пруд превратился в остров, а земля вокруг него стала морем.
Он немного поплавал по лугу, резвясь и плескаясь каплями
жирной глины, потом лег на поверхность, встал и пошел.
Неожиданно я увидел чудо: ч е л о в е к и д е т п о
з е м л е!
Я стоял на воде и аплодировал его представлению. Он
поклонился и поаплодировал мне.
Я подошел к берегу, представил себе землю жидкой и
тронул ее носком ботинка. По траве кругами побежали волны.
Земля будет такой глубокой, как мне этого захочется. Два
фута, — подумал я, — пусть она будет глубиной два фута, я
пройду по ней вброд.
Я уверенно шагнул на берег и провалился под землю с
головой. Внизу было темно и страшно, я задержал дыхание и
изо всех сил рванулся к поверхности, пытаясь ухватиться за
твердую воду, за край пруда, чтобы выплыть.
Он сидел в траве и хохотал.
— Ты замечательный ученик, Ричард, тебе это известно?
— Какой из меня ученик! Вытащи меня!
— Вытащи себя сам.
Я перестал барахтаться. Я вижу землю твердой и могу из
нее выбраться. Я вижу землю твердой… И вот я выбрался,
весь перепачканный черной грязью.
— Парень, ты, кажется, запачкался.
Его голубая рубашка и джинсы были абсолютно чистыми.
— А-а-а! — я стряхнул землю с волос и выковырял ее из
ушей. В конце концов я положил бумажник на траву и вошел в
жидкую воду, где почистился традиционным «мокрым» способом.
— Я знаю, для того, чтобы почиститься, есть метод и
получше.
— Да, к тому же более быстрый.
— Конечно. Ладно, сиди себе, посмеивайся, я попробую
сам.
— О’кэй.
Наконец я вернулся к флиту, переоделся и развесил
мокрую одежду на расчалках.
— Ричард, не забудь то, что ты сегодня сделал. Очень
просто забыть наши знания, думать, что это был сон или
случайное чудо. Не бывает ни хороших снов, ни прекрасных
чудес.
— Ты же сам говорил, что мир — это сон, а он иногда
бывает прекрасным. Закат. Облака. Небо.
— Нет. Сном бывает только образ, а не мир. Красота
реальна. Ты чувствуешь разницу?
Я кивнул, почти понимая его. Позже я заглянул в книгу.
«Мир
— Это ваша ученическая тетрадка,
Страницы которой вы заполняете.
Он не является реальностью,
Хотя, если вы пожелаете, вы
Сможете отобразить
В тетради и реальность.
Вы также
Способны написать в ней бессмыслицу
Или ложь, или порвать
Страницы.»
12.
«Истинным
Грехом является
Ограничение сути.
Не делайте этого.»
Был теплый день, мы отдыхали между полетами. С утра
прошел ливень, и тротуары города были мокры от луж.
— Дон, ты умеешь проходить сквозь стены?
— Нет.
— Когда ты отвечаешь «нет», я знаю, что это значит
«да», но тебе не понравилось, как я задал этот вопрос.
— Мы определенно наблюдательны, правда?
— А в чем ошибка, в «проходишь» или в «стенах»?
— И в том, и в другом. Твой вопрос предполагает, что я
существую в ограниченной пространственно-временной структуре
и перехожу в другую. Сегодня у меня нет