— Мы.
— Кто служит оператором, киномехаником, директором
кинотеатра, билетером, кто следит за всем этим? Кто способен
выйти из зала на середине сеанса, в любое время на ходу
изменить сценарий, кто способен смотреть один и тот же фильм
снова и снова?
— Дай подумать, — сказал я. — каждый, кто только
захочет?
— Тебе достаточно свободы? — спросил он.
— Так вот почему кино так популярно! Потому что мы
интуитивно проводим параллели между фильмами и нашими
собственными жизнями?
— Может быть, поэтому… Может быть, и нет. Это не так
уж важно, правда? А что является проекционным аппаратом?
— Разум, — ответил я. — нет, воображение. Что бы ты ни
говорил, это наше воображение.
— А что такое фильм? — спросил он.
— Сдаюсь.
— Все, что мы разрешаем себе вообразить, я прав?
— Пожалуй, Дон.
— Ты можешь держать в руках пленку с фильмом, — сказал
он, — совершенно законченным; середина и конец, и все это в
твоих руках сразу, в одно мгновение, в миллионную долю
секунды. Фильм существует над временем, которое он
увековечивает, и если ты уже смотрел его, то ты всегда
можешь сказать, что в нем произойдет, еще до того, как ты
войдешь в кинотеатр. Будут сражения и волнения, победители и
побежденные, романы и разочарования, ты заранее знаешь, что
все это будет. Но для того, чтобы фильм захватил тебя, для
того, чтобы он унес тебя с собой, для того, чтобы ты вполне
им насладился, ты должен вставить ленту в аппарат и
пропустить ее сквозь линзы минуту за минутой… Для того,
чтобы пережить иллюзию, необходимы пространство и время.
Поэтому ты платишь деньги, берешь билет, занимаешь свое
место и забываешь о том, что творится за стенами зала. Твой
фильм для тебя начинается.
— И на самом деле никому не бывает больно? Кровь из
томатного сока?
— Нет, это настоящая кровь, — сказал он, — но для
пущего эффекта на нашу реальную жизнь это может быть и
томатный сок…
— А реальность?
— Реальность божественно нейтральная, Ричард. Матери
всегда безразлично какую роль ее ребенок играет в своих
играх, сегодня плохой мальчик, завтра хороший. С_у_т_ь даже
не подозревает о наших играх и иллюзиях. Она знает только
себя и нас в своем подобии, совершенных и законченных.
— Я не уверен в том, что мне хочется быть совершенным и
законченным. Расскажи мне о скуке…
— Посмотри на небо, — перебил он, и это была такая
неожиданная перемена темы, что я, не задумываясь, поднял
глаза вверх. Высоко над нами висело разорванное кольцо
облаков. Первые лучи луны серебрили его края.
— Красивое небо, — заметил я.
— Это совершенное небо?
— Дон, небо всегда совершенно, даже…
— Ты хочешь сказать, что небо всегда совершенно, даже
если оно постоянно изменяется?
— Да, конечно!
— И море тоже совершенно всегда, хотя оно тоже
изменяется секунду за секундой, — сказал он. — если
совершенство заключается в постоянстве, тогда рай должен
быть чем-то вроде болота, а навряд ли с_у_т_ь можно сравнить
с творцом болот.
— Совершенное, постоянно изменяющееся. Да, это я
покупаю.
— Ты купил это уже давно, если придерживаться временных
терминов.
Я повернулся к нему.
— Дон, а тебе не надоело оставаться в одном этом
измерении?
— О! А разве я остаюсь всего в одном измерении? — удивился
он. — а ты?
— Почему все, что я говорю, оказывается неправильным?
— А разве все, что ты говоришь, оказывается
неправильным?
— Мне кажется, что я занялся не своим делом.
— Уж не хочешь ли ты переключиться на недвижимое
имущество? — усмехнулся он.
— Да, на недвижимое имущество, или страхование.
— Недвижимому имуществу принадлежит будущее, если оно
тебе так уж важно.
— О’кэй, прошу прощения, — сказал я, — мне не нужно ни
прошлого, ни будущего. В ближайшее время я намереваюсь стать
старым мудрым учителем в мире иллюзий; я думаю, что стану им
примерно на следующей неделе.
— Ричард, я думаю, что это случится гораздо раньше.
Я внимательно посмотрел на него, но он не улыбался.
Дни были похожи один на другой. Как обычно, мы
продолжали летать, но я перестал измерять лето названиями
городов или заработанными деньгами. Я начал измерять его
своими новыми знаниями, нашими послеполетными разговорами и
чудесами, случавшимися время от времени до тех пор, пока я
не понял, что это вовсе не чудеса.
«Представьте себе
Вселенную, прекрасную и
Справедливую и
Совершенную,
— однажды прочитал я в книге,
И после этого будьте уверены
В одном: