— Уф! — вздохнул он.
Я уставился на него.
— Для всего на свете есть свое время и свое место, не
так ли, — сказал он.
— Время и место… В каком смысле?
— Немножко небесной музыки в уединении собственного
мозга, это совсем неплохо, ну, может быть, даже вслух, по
особым случаям, но начинать с этого утро, да еще так
громко… Зачем ты это сделал?
— Зачем я это сделал? Дон, да я спал мертвым сном…
Что ты этим хочешь сказать:» я сделал»?
Он покачал головой, беспомощно пожал плечами, фыркнул и
залез обратно под крыло в свой спальный мешок. Его книга
лежала в траве, там, куда я ее вчера уронил, переплетом
вверх. Я бережно открыл ее и прочитал:
«Отстаивайте
Свою ограниченность,
И будьте уверены в том,
Что она при вас
Останется.»
В те времена я многое не понимал в мессиях.
8.
В понедельник, покатав несколько пассажиров в Хэммонде,
штат Висконсин, мы закончили работу рано, пообедали в городе
и отправились назад к самолетам.
— Дон, я могу допустить, что эта жизнь может быть
интересной, или скучной, или такой, какой мы сами захотим ее
сделать. Но даже в свои лучшие времена я никак не мог
понять, почему мы находимся здесь в первом лице. Об’ясни мне
это.
Мы проходили мимо лавки скобяных изделий (закрытой) и
кинотеатра (открытого, шел фильм «Батч Кэссиди и Сандэнс
Кид»), и вместо того, чтобы ответить мне, он остановился.
— У тебя есть с собой деньги?
— Куча. А в чем дело?
— Давай сходим в кино, — сказал он. — ты купишь билеты?
— Я не знаю, Дон. Ты сходи. Я лучше вернусь к
самолетам. Не люблю оставлять их надолго.
Почему ему вдруг понадобилось идти в кино?
— С самолетами все о’кэй. Давай сходим в кино.
— Но фильм уже начался.
— Значит, мы будем смотреть его не с начала.
Он уже покупал билеты. Я вслед за ним вошел в темный
зал, и мы сели в последнем ряду. В темноте вокруг нас сидело
человек пятьдесят.
Через некоторое время картина, которую я всегда считал
классической, захватила меня, и я забыл, зачем мы сюда
пришли. Я смотрел «Сандэнс» уже в третий раз, время в
кинотеатре закружилось и растянулось, как это всегда бывает
на хороших фильмах. Некоторое время я смотрел картину «по
техническим причинам»… Как снималась каждая сцена, как она
связана с предыдущей, почему она вмонтирована в фильм именно
сейчас, а не позже. Я пытался смотреть ее именно с этой
точки зрения, но постепенно сюжет меня захватил.
В тот момент, когда Батча и Сандэнса окружила целая
боливийская армия, уже совсем близко к концу, Шимода тронул
меня за плечо, продолжая смотреть на экран; я наклонился к
нему. У меня было только одно желание: чтобы он сказал мне
то, что хотел сказать, дождавшись конца фильма.
— Ричард?
— Ага.
— Почему ты здесь?
— Это хороший фильм, Дон, тише!
Батч и Сандэнс, оба залитые кровью, говорили о том,
почему им надо отплывать в Австралию.
— Чем он хорош?
— Он мне нравится. Ш-ш-ш. Я тебе потом скажу.
— Отвлекись, Ричард, проснись. Это же иллюзия.
Он меня раздражал.
— Дон, до конца осталось всего несколько минут, давай
поговорим потом, дай мне спокойно досмотреть фильм, о’кэй?
Он шептал напряженно, драматично:
— Ричард, п о ч е м у т ы з д е с ь?
— Послушай, я здесь потому, что ты сам меня пригласил, — я
отвернулся от него, пытаясь все-таки досмотреть конец.
— Тебя никто не заставлял сюда идти, ты бы мог
ответить: «нет, спасибо».
— М н е н р а в и т с я ф и л ь м, — человек,
сидящий перед нами, на секунду обернулся, — да, мне нравится
фильм, Дон, а что в этом плохого?
— Ничего, — ответил он, и до конца фильма не произнес
больше ни слова.
Выйдя из кинотеатра, мы пошли через площадку с
подержанными тракторами назад к нашему полю. В небе
потемнело, собирался дождь.
Я думал о его странном поведении там, в кино.
— Ты все делаешь по какой-нибудь причине, Дон?
— Иногда.
— Но причем тут фильм? Почему ты вдруг захотел
посмотреть «Сандэнс»?
— Ты задал вопрос.
— Да. А у тебя есть ответ?
— Это и был мой ответ. Мы пошли в кино, потому что ты
задал вопрос. Фильм был ответом на него.
Я знал, что он смеется надо мной.
— А какой я задал вопрос?
Последовала долгая мучительная пауза.
— Ты спросил, Ричард: «почему даже в свои лучшие
времена я не мог понять, почему мы здесь?»
Теперь я вспомнил.
— И фильм был ответом мне?
— Да.
— О.
— Ты не понимаешь, — сказал он.
— Нет.
— Это был хороший фильм,