Недолгая рефлексия привела Ульриха к заключению, что скорая смерть – это ещё не повод для расстройства, что будет гораздо разумнее превратить остаток своей жизни в праздник, чем дрожать в преддверии неизбежного конца. И он отдался своим чувствам с отчаянием приговорённого, наслаждаясь каждой минутой отведённого ему времени. Лишь изредка влюблённый Магистр с удивлением отмечал, что совсем не думает о скором конце Таласа, все его мысли были теперь целиком посвящены Агнес. Что при этом чувствует его будущая жена, стало уже не столь важно, любви Ульриха с головой хватало на них двоих.
Солнечный зайчик мазнул его по глазам и заставил зажмуриться, а когда Ульрих снова поднял веки, то с удивлением обнаружил, что находится уже не в своей спальне, а на цветущем лугу. Место было незнакомое, но отчего-то это обстоятельство не вызвало у него никакой тревоги. Он лежал в высокой траве, и аромат полевых цветов был настолько сильным, что даже голова немного кружилась. Тёплая ладошка нежно прикоснулась к его щеке, и на лицо Магистра упала тень. Агнес сидела рядом и рассматривала его так внимательно, словно видела впервые.
Солнце, подсвечивая сзади её пышные волосы цвета старинной бронзы, образовало светящийся нимб вокруг головы женщины, совсем как на иконах у богов. Ульрих не был последователем какого-либо религиозного течения, что было совсем неудивительно, ему ли было ни знать, для чего все эти религии плодились в мире Таласа как кролики. Он сам их и плодил, вернее, его руками это делал Радвила, чтобы надёжно закабалять сознания жителей. Но Ульриху доводилось бывать в нескольких храмах и видеть изображения разных богов, у всех были точно такие же нимбы.
– Не волнуйся,– Агнес улыбнулась и снова погладила Ульриха по щеке,– всё в порядке, здесь безопасно.
– Я вовсе не волнуюсь,– заверил свою жену Магистр,– здесь очень красиво. А кстати, где это здесь?
– Это просто сон,– голос жены мелодично струился словно музыка, расслабляя, успокаивая, даже убаюкивая, и Ульрих с готовностью отдался этому блаженному потоку, что понёс его в нирвану забытья, его глаза начали закрываться, дыхание сделалось ровным.