Тоже мне, Шахерезада из Убежища, всегда прекращает дозволенные речи на самом интересном. Я разочарованно вздохнул и поплёлся медитировать. На этот раз дверь в застеклённую галерею подалась без труда. Видимо, Творец включил меня в список допущенных лиц. Комната для медитаций была залита охряным послеполуденным солнечным светом. Долго же я спал после ночных приключений. Надо же, прошло всего несколько часов, а я уже отношусь к собственной смерти как к приключению. Кто бы мог подумать? Впрочем, полёт над ночным ущельем действительно был потрясающим, грех жаловаться. Да и в целом урок был ну о-о-очень наглядным. Сколько бы ещё времени я выносил мозг Учителю своими заморочками с телом и сознанием? Да и не факт, что в конце концов поверил бы его словам. Зато собственному опыту трудно не поверить. Жёстко, конечно, зато убедительно до мурашек.
Решив стать прилежным учеником, чтобы больше не нарываться на подобные наглядные демонстрации, я задёрнул шторы, взял с полки полюбившуюся балеринку и угнездился на подушках в позе, отдалённо напоминающей пресловутый лотос. В этот раз я не стал доводить свои глаза до рези и слёз, а сразу закрыл их и вызвал образ статуэтки в своём воображении. Минут через десять мне стало скучно разглядывать балерину, и я решил сменить объект просто для разнообразия. На этот раз мой выбор пал на ритуальный бронзовый кинжал с большим красным камнем в рукоятке. С визуализацией кинжала, как и со статуэткой, никаких сложностей не возникло. Я с интересом изучал во всех деталях свой новый объект и совершенно позабыл о времени.
Кинжал представлял собой великолепное сочетание хищной красоты и прагматизма, эдакое совершенное орудие убийства. Грани лезвия были заточены до бритвенной остроты, на одной из граней была небольшая зазубринка, как бы намекавшая, что это вам не сувенир, а рабочий инструмент. Рукоять кинжала украшал изящный рунический узор. Похожие руны я видел на полу и потолочных балках в стеклянном доме во время моего ночного полёта. Единственное, что на мой взгляд нарушало смертоносную гармонию сего совершенного орудия убийства, это кроваво-красный камень в его рукоятке. Камень был слишком большой и слишком круглый для такой изящной вещицы, да и цвет его был какой-то вульгарный, словно грубый намёк на кровавое предназначение этого предмета.