сами тела туго перевязаны. Надо ли
говорить, что то были Гедни и пропавшая собака.
Х.
Наверное, многие сочтут нас бездушными и, конечно же, не вполне
нормальными, но и после этого жуткого открытия мы продолжали думать о
северном туннеле, хотя, уверяю, мысль о дальнейшем путешествии на какое-то
время оставила нас, вытесненная другими размышлениями. Закрыв тело Гедни
брезентом, мы стояли над ним в глубокой задумчивости, из которой нас вывели
непонятные звуки — первые, услышанные с того момента, как мы покинули улицы
города, где слабо шелестел ветер, спускаясь со своих заоблачных высот. Очень
земные и хорошо знакомые нам звуки были настолько неожиданны в этом мире
пагубы и смерти, что, опрокидывая все наши представления о космической
гармонии, ошеломили нас сильнее, чем это сделали бы самые невероятные
звучания и шумы.
Услышь мы загадочные и громкие трубные звуки, мы удивились бы меньше —
результаты проведенного Лейком вскрытия подготовили нас к чему-то в этом
роде, более того, наша болезненная фантазия после кровавой резни в лагере
вынуждала нас чуть ли не в каждом завывании ветра чуять недоброе. Ничего
другого не приходилось ожидать от этого дьявольского края вечной смерти.
Здесь приличествовали кладбищенские, унылые песни канувших в прошлое эпох.
Но услышанные нами звуки разом сняли с нас умопомрачение, в которое мы
впали, уже и мысли не допуская, что в глубине антарктического континента
может существовать хоть какая-то нормальная жизнь. То, что мы услышали,
вовсе не исходило от захороненной в незапамятные времена дьявольской твари,
разбуженной полярным солнцем, приласкавшим ее дубленую кожу. Нет, существо,
издавшее этот крик, было до смешного заурядным созданием, к которому мы
привыкли еще в плавании, недалеко от Земли Виктории, и на нашей базе в
заливе Мак-Мердо; его мы никак не ожидали встретить здесь. Короче — этот
резкий, пронзительный крик принадлежал пингвину.
Он доносился откуда-то снизу — как раз напротив коридора, которым мы
только что шли, то есть со стороны проложенного к морской пучине туннеля.
Присутствие в этом давно уже безжизненном мире животного, не способного
существовать без воды, наводило на вполне определенные предположения, но
прежде всего хотелось убедиться в реальности крика — а вдруг нам просто
послышалось? Он, однако, повторился и даже умножился — орали уже в
несколько глоток. Пойдя на звуки, мы вошли в арку, которую, видно, только
недавно расчистили от завалов. Оставив дневной свет позади, мы возобновили
нашу возню с клочками, тем более что позаимствовали, хоть и не без
брезгливости, изрядную толику бумаги из тюка на санях.
Вскоре лед сменился открытой почвой, состоящей преимущественно из
обломков детрита,— на ней явственно виднелись следы непонятного
происхождения, как если бы что-то тащили, а раз Денфорт заметил очень четкий
отпечаток, но о нем не стоит распространяться. Мы шли на крик пингвинов, что
соответствовало направлению, в котором, как говорили нам и карта, и компас,
находился вход в северный туннель; коридор, ведущий туда, к счастью, не был
засыпан. Согласно плану, туннель шел из подвала большой пирамидальной
конструкции, на которую мы обратили внимание еще во время полета над
городом,— она сохранилась лучше многих других построек. Освещая путь
единственным фонариком, мы видели, что нас и тут продолжают сопровождать
барельефы, но теперь нам было не до них.
Впереди замаячил белый громоздкий силуэт, и мы поспешно включили второй
фонарик. Как ни странно, мы тут же сосредоточились на новой загадке, позабыв
о своих страхах. Те, что оставили часть снаряжения на дне огромного цилиндра
и отправились на разведку к морской пучине, могли в любую минуту вернуться,
но мы почему-то перестали принимать их во внимание. Беловатое существо,
неуклюже ковылявшее впереди, было не менее шести футов росту, но мы ни
минуты не сомневались, что оно не из тех, кто побывал в лагере Лейка. Те
были выше и темнее, а по земле двигались, несмотря на свою приспособленность
к жизни под водой, быстро и уверенно,— это мы поняли из барельефов. И все
же, не буду скрывать, мы испугались. На какое-то мгновение нас охватил
безотчетный ужас, пострашнее прежнего, осознанного, с которым мы ожидали
встречи с существами, опередившими нас на пути