Маша, не замечая того сама, упрямо поджала губы и не по-детски сжала детские кулачки.
Дома, уже вечером, батя крепко высек её широким кожаным ремнём. Кто-то успел доложить, что возвращалась Маша огородами, от запретного забора.
* * *
Осенние оранжевые листья сменялись белыми хороводами конфетти, следом текли ручьи да набухали почки, уступая место жёлтым одуванчикам и полосатым арбузам. Год догонял год, наступая на пятки, да никак не ухватывая. Прошло семь лет.
Уходя из деревни – с опаской озиралась, то и дело вздрагивая – увидел вроде кто, или показалось. От страха что заметят, остановят, да ещё и накажут крепкими ударами батиного ремня, по дороге замечала даже то, что в дневной суете проходило мимо. Оказывается, среди ненавистных сорняков, с грязью вперемешку и колючками – растёт не просто капуста, а целые светло-зеленые головы, вон же – висячие в сторону уши, а вон – и плечи. Да тут у некоторых кочанов и глаза есть – выпуклые жилы моментами то витиевато изгибались, то, оборвавшись, проступали опять. Зелено-коричневые шарики укропа, словно круглые воздушные насекомые, с множеством ножек с пропеллером на каждой. Отправить бы их всех в небо. Да не взлетят же, а, скорее, отправятся на днях быть соседями огурцов, приговорённых быть замаринованными в стеклянных банках. Слева хрустнуло – вроде кто-то выглянул из-за яблони. Остановилась на вздохе. Но лишь где-то позади будто дразнил кого-то баран Картуз – его блеяние ни с кем не перепутать. Яблоня, поняв, что она виновница страха – сбросила еще вдогонку несколько яблок – ну, смотри, это я шумела. Не хочешь ли взять корзину да пособирать мои плоды среди желтеющей травы? Говорят, яблоки, собранные женскими руками на закате – самые медовые да сладкие.
– Не до вас сейчас. – Маша, выдохнув, осторожно и быстро пошла вперёд.