«Гром… Это… очень глубоко. Очень… честно,» – сказала Она, и в Ее голосе не было восхищения, а была какая-то неловкость, словно Она наступила во что-то липкое. – «Но это же… так тяжело. Вся эта боль, эта ранимость… Разве нельзя просто… жить? Легче? Веселее? Твоя музыка – она сильная! А это…» – Она слегка ткнула пальцем в обложку тетради, – «…это слишком… это слишком.»
В этот момент не грянул гром. Наступила та самая, звенящая тишина после раската. Но вместо хрупкой ясности в ней была ледяная пустота. Его «слишком» оказалось Ее «недостаточно». Его глубина – Ее мелководьем. Его откровенность, его дарованная с опаской нежность – непосильной ношей, «слишком много» для Ее жажды легкого огня.
Жестокость любви Грома началась не с измены или громкого скандала. Она началась с этого тихого, вежливого отшатывания. С того, что его самое ценное, его обнаженная душа на бумаге, была отвергнута не со злобой, а со скучающей усталостью, как нечто обременительное и чуждое. Та Первая Вспышка, осветившая его изнутри, испугалась того, что увидела – не силы грозы, а уязвимую сырость земли после дождя. Она хотела только вспышку, только грохот, только внешний бунт. Не тишину после, не нежность, не боль.
Он взял тетрадь обратно. Руки больше не дрожали. Они были холодными и каменными. «Понятно,» – сказал он, и его голос был ровным, как поверхность озера перед смерчем. Никакой ярости. Только та самая «звенящая тяжесть» перед бурей, о которой говорили все, кто боялся его гнева. Но буря была не снаружи. Она бушевала внутри крепости, сметая теплый очаг, оставляя после себя пепелище стыда и горького прозрения.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.