В том было величие Предтечи, что он взором проник в полноту времен: «Вот Он!» Но что означают слова о соблазне и о меньшем в Царстве Небесном, которые мы при чтении оставили в стороне?
Высказывалось мнение, что Иоанн надеялся на земное господство Мессии и что этими словами Иисус выговаривает ему. Я же думаю, что они выражают нечто более глубокое. Господь назвал его величайшим из всех рожденных женами, и так это и было. Едва ли и сам он мог не ощущать этого величия, исключительного значения и силы своего существования. Но верно и другое изречение: самый малый в Царстве Божием – говоря по-человечески, кто угодно, первый встречный – больше его! Что означают эти слова, как не то, что Иоанн не принадлежал к Царству Божиему в том смысле, который в то время имелся в виду? Он не замкнулся в себе – ведь его посланничество и его величие заключались именно в том, чтобы быть глашатаем пришествия этого Царства. И не то, чтобы он не был его достоин, – ведь он «исполнился Духа Святого… еще от чрева матери своей» (Лк 1.15). Но его посланничество именно предписывало ему идти впереди и указывать и, вместе с тем, в каком-то смысле остановиться у дверей. Вспоминается, как Моисей при приближении смерти стоит на горе Нево и смотрит вниз на обетованную землю. Он не имеет права вступить в нее; действительно обетованное открывается ему только по ту сторону смерти (Втор 34.1–6). Для Моисея это было наказанием, потому что он не устоял при испытании; для Иоанна же это было, вероятно, не наказанием, а посланничеством. Все в нем стремилось ко Христу, к единению с Ним, к погружению в Царство Божие, которое должно было взойти теперь в Исаевой полноте и повлечь за собой новое творение, невообразимое для нас, но ясно ощутимое для него как пророка и чаемое всей силой его существа. Но чтобы объяснить это, мало одной психологии; толкователем здесь мог бы быть лишь тот, кому ведомы судьба в Духе, тайна предустановленного, определенные Богом назначение и граница. Шагнуть за эту границу Иоанну не было дано. Он должен был оставаться предтечей, глашатаем и привратником Царства до самой смерти – и лишь после нее ему давалось право войти и пребывать в нем.