«Абракадабра» (вместо введения)
В начале нашей эры Александрия Египетская была котлом, в котором варилась похлебка из разнообразных учений и религий, поглощаемая людьми разных сословий и профессий, но объединенных одним недугом – жаждой знаний. Они собирались в группы по своим предпочтениям: Офиты (от древне-греч. ὄφις – «змея», «змей»), почитавшие змею, как символ высшего знания; Борбориты (от древне-греч. Βόρβορος – грязь, нечистоты) – неопифагорейцы, почитавшие число восемь, женщины которых были склонны к ритуальному поглощению спермы; Сифиане, почитавшие Сета, которого считали третьим сыном Адама и Евы, а Христа – его воплощением; Терапевты – еврейская община лекарей, пробующих новые методы лечения, в том числе и звуком (голосом), и державших связь с кумранской общиной, и… кого только там не было, всех не упомянешь.
Можно впасть если не в ересь, то в тоску, заработать несварение желудка, если начать всего лишь перечислять и описывать плоды, скорее, бурной фантазии, чем работы мысли, членов этих групп, все эти Эоны, Демиургов, Архонтов, Силы, … поэтому пропустим их и перейдем сразу к более-менее интересной части – содержательным основаниям синкретических учений «людей знания», как называли себя те, кого потом окрестят сектами гностиков. И здесь на первом месте стоит пифагореизм, с его учением о числе, как первооснове всех вещей, и в первую очередь – букв, как предельно символических абрисов этих вещей. Но, увы, эта часть учения Пифагора до нас не дошла и остается довольствоваться ее отражениями в различных осколках, в том числе и в христианских текстах. Так любимый ученик Христа – Иоанн, автор «Откровения» – выказывает себя истинным пифагорейцем, когда пишет о «числе зверя». Но поскольку эта часть учения была утеряна, то комментаторы обычно ограничиваются утверждением, что речь идет об указании или на Калигулу, или на Нерона, или на Домициана – римских императоров-гонителей-христиан – или просто «Царь Израилев» (А. В. Кураев). Но зато хорошо сохранилось и развилось учение Пифагора о четверице, как структурном основании всех сущностей и динамических явлений (см. «Тетраграмма Христа как символ человеческого предела»). Вторая содержательная часть – космогония, носившая эзотерический характер, стартующая с орфических гимнов, приписываемых Орфею – легендарному фракийцу XIV века до н. э. Анализ этих гимнов позволяет современным исследователям удревнить многие достижения и так древней астрономии до времен крито-минойской цивилизации (см. «След осенней кометы Галлея»). Третий источник – наиболее остающийся в тени – учение египетских жрецов, эзотерическая часть которого настолько потерялась, что говорить о египетских корнях каких-либо скрытых построений можно лишь, если в них явно просматриваются контуры египетских пирамид (см. «Таро, как ожерелье из октаэдров»). Возможно существование и четвёртого источника – сакральное учение самого Христа, переданное немногим ученикам, среди которых была и Мария Магдалина.
Но в «гностических этюдах» об этих основаниях будет только необходимый минимум, обусловленный конкретикой обсуждаемых тем. Они так здесь названы, поскольку в них делается ударение на скрытых знаниях, сохранившихся в одиночных графических символах, в системах символов, в символических построениях, в аллегорических гравюрах и в простых гравюрах, где есть сокрытая часть.
Такими системами графических символов являются, в первую очередь, еврейский и греческий алфавиты и, следом, глаголица (см. «Глаголь глаголица что под небом водится»). И поэтому, при соответствующем анализе, неплохо знать хотя бы числовые значения букв, и какую нагрузку эти числа несли в пифагорействе и неопифагорействе. При этом надо учесть, что некоторые буквы во времена Пифагора и его учеников, при восьмеричном разбиении алфавита, имели другие цифровые значения, чем в более поздние времена, уже при девятеричном разбиении.
Христианство времен утверждения Символа веры выбрало (оставило) среди всех возможных вариантов только один – религию для народа, выраженную в трех синоптических евангелиях. Остальные христианские течения превратились в еретические секты. Хотя отцы Церкви отчасти удовлетворили свое внутреннее пифагорейство числом оставленных книг Нового Завета (27 = 33) и числом евангелий, последнее – в развитом, дифференцированном варианте (3+1). Это решение в рамках контекста того времени, возможно, было и правильным. Для народов, которые предстояло обратить в новую веру, вся эта эзотерика могла оказаться сплошной абракадаброй.
Кстати, слово «абракадабра» имеет гностические корни. Абракадабра (лат. abracadabra) – магическое слово, впервые упоминается в конце II века н. э. в медицинском трактате De Medicina Praecepta Саммоника, врача императора Септимия Севера. Существуют различные версии происхождения этого слова. Например, одна основана на его созвучии с фразами на арамейском языке: עַבְדָא כְּדַברָא, avda kedavra, «сказаное должно быть сделано», и עברא כדברא, avra kedavra с приблизительным переводом «что сказано должно свершиться». В арамейском b и v могли взаимозаменяться, отсюда вариант «abra kedabra» и далее «abracadabra». Достойна внимания и гипотеза Елены Блаватской о его связи с Абраксасом – гностическим космологическим божеством. Числовое значение слова «Абраксас», записанного по-гречески, составляет 365, и он служил одновременно символом годичного цикла и необходимости разрушения для возможности строительства нового. Согласно Василиду (II век), верховный Бог гнозиса соединял в себе 365 малых богов, господствующих в различные дни года, и имел своим числом 365. Т. е. Абраксас мог быть верховным Богом гнозиса. Некоторые исследователи утверждают, что слово Абраксас происходит от еврейского «абберака», что означает «благословенный». Абраксас изображался с большим птичьим клювом (часто с петушиной головой) и двумя хвостами вместо ног.