«Двухвековое ученичество у Запада создало особую, глубоко залегшую складку в нашей общественной психологии. Мы заранее, так сказать, априорно, до всякого фактического исследования, склонны отдавать предпочтение всему, что не наше, преклоняться восхищаться и увлекаться всем пришедшим издалека. У нас не хватает внимания к нежным, оригинальным и обильным всходам нашей собственной культуры, и можно смело сказать, нет другой культурной нации в мире, которая бы так мало сознавала свои духовные богатства, так мало ценила возможности, ей предстоящие, как Россия».
Алексей Иванович Введенский
Эрнест Леопольдович Радлов
Густав Густавович Шпет
Мария Владимировна Безобразова
Русская мысль, по его мнению, «существенно оригинальна», так как «трем основным чертам новой европейской философии: рационализму, меонизму, имперсонализму – восточнохристианское умозрение противополагает логизм, онтологизм и существенный всесторонний персонализм». Исходя из этого Эрн приходит к спорному выводу, что «неоригинальные направления русской мысли (материализм, позитивизм, теперь неокантианство), будучи страстными отголосками западноевропейских философских настроений, каким-то роком обречены на фатальное бесплодие и невозможность чего-нибудь творчески порождать. Русская мысль бессильна творить в меонической атмосфере западноевропейского рационализма…»5.
С этими суждениями, конечно, не все были согласны, и прежде всего С.Л. Франк, вступивший с Эрном в полемику. Но попытаемся далее осветить то, что Эрн называл философско-методологическими трудностями восприятия и изучения отечественной мысли.