В итоге оказывается, что древнегреческие философы – в лице Сократа и его учеников, стремившиеся к познанию объективной истины, – были правы, потому что исходили из её существования. Софисты же, отрицавшие саму возможность объективной истины, оказались неправы.
Однако представим, что один из софистов возразил бы на приведённое выше рассуждение следующим образом:
«Но, Сократ, теория Протагора верна. Просто, чтобы она работала логично, её не следует применять к самой себе. Мы этого прямо не говорили, но всегда подразумевали. Тогда никакого противоречия нет: правило работает для всего, кроме самого себя. Это единственное исключение, а всякое исключение, как известно, лишь подтверждает правило».
На это Сократ мог бы ответить:
«Хорошо, мой друг. Тогда мы можем переформулировать правило так: в соответствии с учением Протагора, никакой объективной истины нет, и то, чем что-то кажется человеку, таково оно и есть для него – за исключением самого этого правила. Следовательно, учение Протагора само по себе становится объективной истиной: все прочие утверждения могут быть для кого-то истинными, а для кого-то ложными, но это утверждение всегда будет истинным, независимо от мнения. Выходит, теперь мы не спорим о том, существует ли объективная истина. Мы оба согласны, что она есть. Спор идёт лишь о том, каково её содержание».
Можно ли теперь опровергнуть этот обновлённый тезис софистов, гласящий не так, как первоначально, – «никакой объективной истины не существует», а фактически гласящий теперь «учение Протагора – и есть та самая искомая и единственная объективная истина»? Можно, причём довольно легко. Теперь, с учётом этой более «продвинутой» версии софизма, они фактически разделили все вещи на 2 категории: 1) то, какими вещи нам кажутся в нашем субъективном восприятии, и 2) то, какие они есть на самом деле в некой независимой от нас и нашего восприятия объективной данности.