— то чем оно будет, это оживание? Не переходом ли
из мертвых в живые?
— Да, конечно.
— Значит, мы согласны с тобою и в том, что живые возникли из
мертвых ничуть не иначе, чем мертвые — из живых. Но если так, мы уже
располагаем достаточным, на мой взгляд, доказательством, что души
умерших должны существовать в каком-то месте, откуда они вновь
возвращаются к жизни.
— Да, Сократ, мне кажется — это необходимый вы-
вод из всего, в чем мы с тобою согласились, — сказал
Кебет.
— А вот взгляни, Кебет, еще довод в пользу того, что не напрасно, на
мой взгляд, пришли мы с тобою к согласию. Если бы возникающие
противоположности не уравновешивали постоянно одна другую, словно
описывая круг, если бы возникновение шло по прямой линии, только в
одном направлении и никогда не поворачивало вспять, в
противоположную сторону, — ты сам понимаешь, что все в конце концов
приняло бы один и тот же образ, приобрело одни и те же свойства, и
возникновение прекратилось бы.
— Нет, не понимаю. Как это? — спросил Кебет.
— Да очень просто. — отвечал Сократ. — Представь себе, например, что
существует только засыпание и что пробуждение от сна его не
уравновешивает, — ты легко поймешь, что в конце концов сказание об
Эндимионе оказалось бы вздором и потеряло всякий смысл, потому что и
все остальное также погрузилось бы в сон. И если бы все только
соединялось, прекратив разъединяться, очень быстро стало бы по слову
Анаксагора: 'Все вещи [были] вместе'. И точно так же, друг Кебет, если
бы все причастное к жизни умирало, а умерев, оставалось бы мертвым и
вновь не оживало, — разве не совершенно ясно, что в конце концов всё
стало бы мертво и жизнь бы исчезла? И если бы даже живое возникало из
чего-нибудь иного, а затем все-таки умирало, каким образом можно было
бы избегнуть всеобщей смерти и уничтожения?
— Никаким, сколько я могу судить, Сократ, — сказал Кебет. — А ты, мне
кажется, рассуждаешь совершенно верно.
— Вот и мне кажется, Кебет, что это именно так, а не как-нибудь
иначе, — сказал Сократ, — и что мы нисколько не обманываем себя,
приходя к согласию. Поистине существуют и оживание, и
возникновение живых из мертвых. Существуют и души умерших, и
добрым между ними выпадает лучшая доля, а дурным — худшая.
[Аргумент второй: знание как припоминание того,
что было до рождения человека]
— Постой-ка, Сократ, — подхватил Кебет, — твои мысли подтверждает ещё
один довод, если только верно то, что ты
так часто, бывало, повторял, а именно что знание на самом
деле не что иное, как припоминание: то, что мы теперь припоминаем,
мы должны были знать в прошлом, — вот что с необходимостью следует
из этого довода. Но это было бы невозможно, если бы наша душа не
существовала уже в каком-то месте, прежде чем родиться в нашем
человеческом образе. Значит, опять выходит, что душа бессмертна.
— Но как это доказывается, Кебет? — вмешался Симмий. — Напомни
мне, я что-то забыл.
— Лучшее доказательство, — сказал Кебет, — заключается в том, что
когда человека о чем-нибудь спрашивают, он сам может дать правильный
ответ на любой вопрос — при условии, что вопрос задан правильно. Между
тем, если бы у людей не было знания и верного понимания, они не могли
бы отвечать верно. И кроме того, поставь человека перед чертежом или
чем-нибудь еще в таком же роде — и ты с полнейшей ясностью убедишься,
что так оно и есть.
— А если этого тебе недостаточно, Симмий, — сказал Сократ, — погляди,
не согласишься ли ты с другими соображениями, вот примерно какими. Ты
ведь сомневаешься, может ли то, что называют знанием, быть
припоминанием?
— Нет, я-то как раз не сомневаюсь, — возразил Симмий. — Мне нужно
лишь одно, и как раз то, о чем сейчас идет речь: припомнить. Кебет
только принялся
рассуждать — и я уже почти все помню и почти что
согласен с вами. И тем не менее мне бы хотелось
услышать, как примешься рассуждать ты.
— Я? Да вот как, — сказал Сократ. — Мы оба, разумеется, сходимся на
том, что, если человеку пред-
стоит что-либо припомнить, он должен уже знать это
заранее.
— Конечно.
— Тогда, может быть, мы сойдёмся и на том, что знание, если оно
возникает таким образом, каким именно, я сейчас скажу, — это
припоминание? Если человек, что-то увидев, или услыхав, или восприняв
иным каким-либо чувством, не только узнает это, но еще и примыслит нечто
иное, принадлежащее к иному знанию, разве не вправе мы утверждать,
что он вспомнил то, о чем мыслит?
— Как это?
— Вот тебе пример. Знать