же образом, если ты спросишь меня, что должно появиться в числе, чтобы
оно сделалось нечетным, я отвечу, что не нечетность, но единица. Ну и так
далее. Теперь ты достаточно ясно понимаешь, что я имею в виду?
— Вполне достаточно.
— Тогда отвечай: что должно появиться в теле, чтобы оно было
живым?
— Душа, — сказал Кебет.
— И так бывает всегда.
— А как может быть иначе? — спросил тот.
— Значит, чем бы душа ни овладела, она всегда привносит в это
жизнь?
— Да, верно.
— А есть ли что-нибудь противоположное жизни или нет?
— Есть.
— Что же это?
— Смерть.
— Но — в этом мы уже согласились — душа никогда не примет
противоположного тому, что всегда привносит сама?
— Без всякого сомнения! — отвечал Кебет.
— Что же выходит? Как мы сейчас назвали то, что не принимает идеи
четного?
— Нечетным.
— А не принимающее справедливости и то, что никогда не примет
искусности?
— Одно — неискусным, другое — несправедливым.
— Прекрасно. А то, что не примет смерти, как мы назовем?
— Бессмертным.
— Но ведь душа не принимает смерти?
— Нет.
— Значит, душа бессмертна?
— Бессмертна, — сказал Кебет.
— Прекрасно. Будем считать, что это доказано? Или как по-твоему?
— Доказано, Сократ, и к тому же вполне достаточно.
— Пойдем дальше, Кебет. Если бы нечетное должно было быть
неуничтожимым, то, вероятно, было бы неуничтожимо и три.
— Разумеется.
— Ну, а если бы и холодному непременно следовало быть неуничтожимым,
то, когда к снегу приблизили бы тепло, он отступил бы целый и нерастаявший,
не так ли? Ведь погибнуть он бы не мог, но не мог бы и принять теплоту,
оставаясь самим собой.
— Правильно, — сказал Кебет.
— Точно так же, я думаю, если бы неуничтожимым было горячее, то,
когда к огню приблизилось бы что-нибудь холодное, он бы не гаснул, не
погибал, но отступал бы невредимым.
— Непременно.
— Но не должны ли мы таким же образом рассуждать и о бессмертном?
Если бессмертное неуничтожимо, душа не может погибнуть, когда к ней
приблизится смерть: ведь из всего сказанного следует, что она не примет
смерти и не будет мертвой! Точно так же, как не будет четным ни три, ни
[само] нечетное, как не будет холодным ни огонь, ни теплота в огне! 'Что,
— однако же, препятствует нечетному, — скажет кто-нибудь, — не становясь
четным, когда четное приблизится, — так мы договорились — погибнуть и
уступить свое место четному?' И мы не были бы вправе решительно
настаивать, что нечетное не погибнет, — ведь нечетное не обладает
неуничтожимостью. Зато если бы было признано, что оно неуничтожимо,
мы без труда отстаивали бы свой взгляд, что под натиском четного
нечетное и три спасаются бегством. То же самое мы могли бы решительно
утверждать об огне и горячем, а равно и обо всем остальном. Верно?
— Совершенно верно.
— Теперь о бессмертном. Если признано, что оно неуничтожимо, то
душа не только бессмертна, но и неуничтожима. Если же нет, потребуется
какое-то новое рассуждение.
— Нет, нет, — сказал Кебет, — ради этого нам нового рассуждения не нужно.
Едва ли что избегнет гибели, если даже бессмертное, будучи вечным, ее
примет.
— Я полагаю, — продолжал Сократ, — что ни бог, ни сама идея жизни, ни
все иное бессмертное никогда не гибнет, — это, видимо, признано у всех.
— Да, у всех людей, клянусь Зевсом, и еще больше, мне думается, у
богов.
— Итак, поскольку бессмертное неуничтожимо, душа, если она
бессмертна, должна быть в то же время
и неуничтожимой.
— Бесспорно, должна.
— И когда к человеку подступает смерть, то смертная его часть, по-
видимому, умирает, а бессмертная отходит целой и невредимой, сторонясь
смерти.
— По-видимому, так.
— Значит, не остается ни малейших сомнений, Кебет, что душа
бессмертна и неуничтожима. И поистине, наши души будут существовать в
Аиде.
— Что до меня, Сократ, то мне возразить нечего, я полон доверия к
нашему доказательству. Но если Симмий или кто другой хотят что-нибудь
сказать, лучше им не таить свои мысли про себя: ведь другого случая вы-
сказаться и услышать твои разъяснения по этому поводу, пожалуй, не
представится, так что лучше не откладывать.
— Я тоже, — заметил Симмий, — не нахожу, в чем из сказанного я мог бы
усомниться. Но величие самого предмета и недоверие к человеческим
силам все же заставляют меня в глубине души сомневаться в то, что
сегодня говорилось.
— И не только в этом, Симмий, — отвечал Сократ, — твои слова надо бы
отнести и к самым первым основаниям. Хоть вы и считаете их достоверными,
всё же надо их рассмотреть более