и Кебет с ним согласились и
признали, что каждая из идей существует и что вещи в силу причастности к
ним получают их имена, после этого Сократ спросил:
— Если так, то, говоря, что Симмий больше Сократа и меньше Федона,
ты утверждаешь, что в Симмий есть и большое и малое само по себе разом.
Верно?
— Верно.
— Но ты, конечно, согласен со мною, что выражение 'Симмий выше
Сократа' полностью истине не соответствует? Ведь Симмий выше не
потому, что он Симмий, не по природе своей, но через то большое,
которое в нём есть. И выше Сократа он не потому, что Сократ — это
Сократ, а потому, что Сократ причастен малому — сравнительно с
большим, которому причастен Симмий.
— Правильно.
— И ниже Федона он не потому, что Федон — это Федон, а потому, что
причастен малому сравнительно с большим, которому причастен Федон?
— Да, это так.
— Выходит, что Симмия можно называть разом и маленьким, и большим
по сравнению с двумя другими: рядом с великостью одного он ставит свою
малость, а над малостью второго воздвигает собственную великость.
Тут Сократ улыбнулся и заметил:
— Видно, я сейчас заговорю как по писаному. Но как бы там ни
было, а говорю я, сдается мне, дело.
Кебет подтвердил.
— Цель же моя в том, — продолжал Сократ, — чтобы ты разделил мой
взгляд. Мне кажется, не только большое никогда не согласится быть
одновременно и большим и малым, но и большое в нас никогда на до-
пустит и не примет малого, не пожелает оказаться меньше другого. Но в
таком случае одно из двух: либо большое отступает и бежит, когда
приблизится его противник — малое, либо гибнет, когда противник
подойдет вплотную. Ведь, оставаясь на месте и принявши малое, оно
сделается иным, чем было раньше, а именно этого оно и не хочет. Вот,
например, я принял и допустил малое, но остаюсь самим собою — я
прежний Сократ, маленький, тогда как то, большое, не смеет быть малым,
будучи большим. Так же точно и малое в нас никогда не согласится стать
или же быть большим, и вообще ни одна из противоположностей,
оставаясь тем, что она есть, не хочет ни превращаться в другую
противоположность, ни быть ею, но либо удаляется, либо при этом
изменении гибнет.
— Да, — сказал Кебет, — мне кажется, что именно так оно и есть.
Услыхав это, кто-то из присутствовавших — я уже не помню точно кто — сказал:
— Ради богов, да ведь мы раньше сошлись и согласились как раз на
обратном тому, что говорим сейчас! Разве мы не согласились, что из
меньшего возникает большее, а из большего меньшее и что вообще таково
происхождение противоположностей — из противоположного? А теперь,
сколько я понимаю, мы утверждаем, что так никогда не бывает!
Сократ обернулся, выслушал и ответил так:
— Ты смело напомнил! Но ты не понял разницы между тем, что
говорится теперь и говорилось тогда. Тогда мы говорили, что из
противоположной вещи рождается противоположная вещь, а теперь — что
сама противоположность никогда не перерождается в собственную
противоположность ни в нас, ни в природе. Тогда, друг, мы говорили о
вещах, несущих в себе противоположное, называя их именами этих
противоположностей, а теперь о самих противоположностях, присутствие
которых дает имена вещам: это они, утверждаем мы теперь, никогда не
соглашаются возникнуть одна из другой.
Тут он взглянул на Кебета и прибавил:
— Может быть, и тебя, Кебет, смутило что-нибудь из того, что высказал
он?
— Нет, — отвечал Кебет, — нисколько. Но я не стану отрицать, что многое
смущает и меня.
— Значит, мы согласимся без всяких оговорок, что противоположность
никогда не будет противоположна самой себе?
— Да, без малейших оговорок.
— Теперь взгляни, согласишься ли ты со мною еще вот в каком вопросе.
Ты ведь называешь что-либо холодным или горячим?
— Называю.
— И это то же самое, что сказать 'снег' и 'огонь'?
— Нет, конечно, клянусь Зевсом!
— Значит, горячее — это иное, чем огонь, и холодное — иное, чем снег?
— Да.
— Но ты, видимо, понимаешь, что никогда снег (как мы сейчас только
говорили), приняв горячее, уже не будет тем, чем был прежде, — снегом, и
вместе с тем горячим: когда горячее приблизится, он либо отступит перед
ним, либо погибнет.
— Совершенно верно.
— Равным образом ты, видимо, понимаешь, что огонь, когда
приближается холодное, либо сходит с его пути, либо же гибнет: он и не
хочет и не в силах, принявши холод, быть тем, чем был прежде, — огнем, и,
вместе, холодным.
— Да, это так.
— Значит, в иных из подобных случаев бывает, что одно и то же
название сохраняется