Это неправда, что из-за того, что я мыслю, следовательно я существую. Скорее, я существую потому, что я думаю, чувствую и действую. И даже когда я делаю что-то из этого или всё вместе, я могу выйти за пределы мысли, чувства и действия, и следовательно, я существую.
Поскольку я проявляюсь, я существую, и я существую, поскольку я превосхожу проявление.
Эта формула не так ясна и понятна, как картезианская, но она более полная, и поэтому в ней больше истины.
У человека чистого интеллекта очень высокая и трудная функция. Его функция – научить людей мыслить ясно и чисто.
Чтобы добиться этого для человечества, завести разум настолько далеко, насколько может зайти этот слегка спотыкающийся и колеблющийся Пегас, он жертвует всеми окольными тропами наслаждений ума, тенистыми аллеями и лунными садами души, чтобы он мог входить в разреженный воздух и холодный солнечный свет, чтобы он жил высоко и аскетично на вершинах своего ума и искал Бога строго через познание.
Он попирает свои эмоции, потому что они искажают работу разума и заменяют его страстями, желаниями, предпочтениями, предрассудками, предубеждениями.
Он избегает жизни, потому что жизнь пробуждает всё его чувственное существо и отдаёт его разум на милость эгоизма, чувственных реакций гнева, страха, надежды, голода, честолюбия, вместо того чтобы позволить ему действовать справедливо и выполнять бескорыстную работу.
Он становится просто оплачиваемым защитником партии, дела, кредо, догмы, интеллектуальной фракции.
Страсть и рвение, даже интеллектуальное рвение, настолько уродуют величайшие умы, что даже Шанкара становится софистом и словесным жонглёром, и даже Будда спорит в своём кругу.
Философ желает превыше всего сохранить свою интеллектуальную праведность. Он так же заботится или должен заботиться о прямоте своего ума, как святой о своей моральной безупречности.
Поэтому он избегает, насколько мир ему позволяет, условий, которые его беспокоят. Но таким образом он отсекает себя от опыта, а без опыта могут знать только боги.