Глава 6.
– я не заставляю тебя, как и никто в этой комнате. – произнес я, стоя на одном колене перед Эльмой в холе Мисти Маунд. – но я … мое предложение исходит от чистого сердца.
Аврора и Артур стояли в дверях, а Рональд около камина. Все нервно ожидали ответа Эльмы, хотя, я уверен, до самого начала моих ухаживаний никто из них не воспринимал девочку всерьез. Только теперь, когда появилась реальная перспектива выдать её за уважаемого человека, они начали обращать на нее внимание. Аврора наряжала ее каждый день, и сейчас Эльма стояла передо мной в прекрасном небесно-голубом платье с рюшами и кружевами. Ее глаза блестели, а волосы в аккуратной косе с лентами переливались словно жидкий металл. Никто не отличил бы ее от обычной институтки или просто дочери уважаемой знатной семьи. Это ли не совпадение, что именно в этот день Аврора всех своих подруг из города по случайности пригласила в гости? В коридоре толпились и та Вайолет с дочкой, завистливо выглядывающей из-за угла, и еще пара старушенций, запоминающих все подобности, чтобы потом растрепать.
Эльма улыбнулась.
Я обомлел. Она дарит мне искреннюю улыбку?
– я… – пропищала она, но не смогла закончить. Ей явно не нравились все эти взгляды и лишние люди. Тут я был с ней согласен, я бы тоже предпочел сделать ей предложение находясь с ней наедине. Она протянула мне свою ладонь, чтобы я надел ей кольцо на палец. Я специально заказал его для нее около недели назад.
Было решено, что я забираю Эльму в свой дом, увожу ее отсюда, а вместо свадьбы помогаю закрыть долг Рональда. После планировались пышные гуляния в честь свадеб сразу двух детей Холлоуэев: Рональд сделал той самой леди из города предложение.
Аврора долго переживала. Она почему-то постоянно тревожно спрашивала, где я живу и долго не хотела отпускать Эльму в новый дом одну. Сама Аврора была родом из мест, как я понял, близь Лондона, и мне было странно от того, как опасливо она отнеслась к нашему возможному туда переезду. У Артура получилось ее успокоить, но она все равно обещала наведываться в гости.
Новость о помолвке быстро разлетелась по округе, спасибо сплетницам. Праздники горожане любили так что городок накрыло воодушевление.
Незамедлительно я начал подготавливать бумаги для погашения долгов Рональда. Сумма долга оставалась ничтожно маленькой, и я был готов уже к следующему дню.
Мысли об убийстве Эльмой кого-то почти перестали лезть ко мне в голову. Я убедил себя, что это ложь и слухи. Что-то незримое внутри меня глушило ощущение морали и преданности законам и, что самое жуткое, я не считал это чем-то ужасным. Я понимал, что я не должен жениться на ней, везти ее, платить деньги практически незнакомой семье, но стоит ли повторять мои слова о том, как я и моя жизнь в один миг связались с Эльмой чем-то магическим? Я пугался, боялся ее временами и не мог отрицать этого, но вместе с тем каждый ее взгляд в мою сторону, каждое ее слово, обращённое ко мне, я берег как бесценный дар. Я начал чувствовать, что она, возможно, что-то испытывает ко мне похожее.
Я, Рональд и Мистер Холлоуэй навестили семью Уайт на похороны отца их семейства. Он был почетным гражданином, кем-то, кто неизвестно чем занимался, но был все же богат и участвовал в делах городишки. У него осталась пожилая жена и двое уже довольно взрослых сыновей. Они сразу начали как коршуны кружить над наследством. Один пытался нанять меня, чтобы отжать часть земельных владений у второго. Я для шутки подсказал кое-что не ему, а его брату.
Похороны были роскошны для такой глуши, но царили серость и тишина. Тишина такая едкая, душащая и окутывающая. Все перешептывались, косо смотрели на нас с Холлоуэями. Напряжение не пропадало ни на секунду. Мы в спешке покинули похороны, чему я был рад: ко мне вернулось сильное желание покинуть город сиюминутно. Теперь это местечко снова казалось мне отвратительным и пресным, но сейчас у меня уже не хватало манер скрывать свое раздражение, которое несмотря на то, что я всегда был терпеливым и сдержанным человеком, все усиливалось.
Я приехал в поместье под утро от большой скуки и бессонницы. За последнее время я совсем потерял самообладание: перестал бриться, есть, а волосы мои отрасли так, что пришлось начать убирать их в хвостик. Также я заметил за собой, что привычные мои любимые дела вроде чтения или прогулок перестали доставлять мне удовольствие без компании Эльмы, поэтому я решил посветить ей сегодняшний день. Она как будто звала меня.
Слуга куда-то испарилась, а старшие Холлоуэи, возможно, еще спали. В доме было тихо и как-то пустовато. Я поднялся к Эльме и вошел в ее комнату даже без стука. Всё это я совершал как во сне.
Эльма опять в своей белой рубашке лежала на кровати, освещенная лучами холодного зимнего солнца. Свежесть наполнила мои легкие, а глаза ослепило светом, отражённым от ее прозрачной кожи. Снежинки летели в опять настежь открытое окно. Я прикрыл его, только вошел, уже по привычке, хотя это было и не так обязательно. К холоду я, как будто, привык. Затем я прошел к кровати и присел рядом с ней. Фактически, я сел рядом со своей невестой, мысль, о чем мне безумно нравилась. Я даже как-то своеобразно начал фантазировать о нашей будущей совместной жизни, хотя я и не мог представить Эльму в среде модниц и светских львиц большого города, подобно любой другой девушке, из тех, что когда-то претендовали на роль моей жены.
Пока я мечтал, Эльма тихо подвинулась ко мне по простыням. Она подняла ко мне глаза. Я легко улыбнулся ей. Внезапно она нахмурила брови и соскочила с места, перевернулась и села прямо мне на колени, от чего я тут же замер. Эльма посмотрела на меня и будто спицами своим взглядом пронзила меня насквозь. Я физически это почувствовал. Затем она перекинула одну свою ногу на другую сторону и полностью обхватила меня руками. Приблизилась к моему лицу.
– Эль… Эльма… – попытался вымолвить я. Продолжить не смог, все тело будто окаменело. Окно снова резко и с треском открылось и холодный ветер наполнил комнату. Я вздрогнул, но не смог отвести взгляд от Эльмы. Она впервые была так близко, вроде, я это был первый раз, когда я мог дотронуться до нее. Когда она позволила мне дотронуться до нее.
От возбуждения я начал трястись. Мой взгляд пал на ее губы по необычному сегодня алые. Они так и манили… Я наклонился к Эльме. Она ответила. Я почти коснулся ее носа, приблизившись еще немного, она поддалась. В ее взгляде не было той дикой свирепости, как это часто бывало. Вместо этого ее глаза как будто игриво улыбались мне, и я не мог больше сдерживаться.
Я запустил ей руки под сорочку. Эльма не сопротивлялась, наоборот неровно выдохнула и помогла снять ее. Она прижалась ко мне своим голым телом и повалила меня на кровать. Я понял, чего она хочет, и я не собирался сопротивляться. Ни о каких приличиях больше не могло идти и речи. Моих сил бы не хватило даже на легкое возмущение, потому что я за секунду загорелся и возжелал ее так, как ничего и никого другого.
Перед тем, как отдать ей полный контроль над своим телом, я позволил себе поцеловать ее. Сначала я поцеловал ее грудь и шею по одному разу, а она со странным возмущением рукой подвинула мое лицо к своему, и сама поцеловала меня в губы. После этого я помню все уже слишком расплывчато и неточно. Я ощутил, как ее холодное как лёд тело прикасается к моему, я чувствовал ее холод даже через одежду, и он обволакивал меня. Я ощущал, как ее руки обвивают мою шею и снимают с меня рубашку за рубашкой. Я не мог себя контролировать, но я не хотел, чтобы все делала одна Эльма, и я помогал ей заходить все дальше и дальше. Я полностью подчинился ей в тот момент и тогда она делала со мной все, что хотела. Только я оказался полностью голым под ней, я почувствовал прилив сил и энтузиазма, подобно тому моменту, когда рвущийся в мир подросток нарушает запрет матери на что-то опасное, но такое желанное.
Я обхватил своими руками ее бедра и большими пальцами надавил с обеих сторон живота так, что девушке, видимо, перекрыло поток воздуха, и она быстро вздохнула, закинув голову. Впервые я почувствовал такой жар находясь рядом с Эльмой: она будто начинала нагреваться в тех местах, где мы касались друг друга. Я приподнялся и подвинулся к ней так, что мы еще раз поцеловались, и она яростно вцепилась в меня, царапая мою спину и кусая мои губы до крови. Я водил своими горячими руками по ее хрупкому, изящному телу, перебирая пальцами волосы, опускаясь все ниже и ниже, от чего она начинала дышать все чаше и чаще, становилась теплее и теплее. Я спустился ниже и вскоре на ее теле не осталось места, которого бы я не дотронулся. В ответ на мои касания она отрывалась от моих губ и игриво улыбалась, будто играя со мной. Это пугало, но я уже не волновался ни о чем. Если она позволила мне зайти так далеко, мне нечего бояться. Она приподнялась надо мной, раздвигая ноги, как бы давая разрешение мне войти в нее, и я, обхватив ее с такой силой, что сам не ожидал, резко и, пожалуй, слишком грубо проникнул внутрь, посадив ее на себя с такой уверенностью и быстротой, что она взвизгнула и прикусила сама себе губу. Она желала этого момента не менее меня и это, кажется, было тем, что окончательно связало наши судьбы, связало нас физически, и я, поддавшись искушению, дал ей полную власть над собой и своей жизнью. Я уже не чувствовал себя как такового, я чувствовал лишь ее господство над собой. Я чувствовал нас как единое целое. Я жаждал этого, как и жаждал саму Эльму, и она отдала мне себя. Взамен на мою душу.
После того дня, единственной фразой, что Эльма мне повторяла, было: «Увези меня отсюда!». Это не было мольбой о помощи, это не было признанием в любви и в желании быть со мной, но она этого хотела, и я не мог противиться. Я сам этого хотел – уехать как можно скорее. Но мистер Холлоуэй все тянул с документами. Это длилось долго, а Эльма все подгоняла и подгоняла, как и моё начальство.
Последний мой визит в Мисти Маунд я запомнил на всю жизнь. Был декабрь, мороз сковал воздух и почву, никто не бродил по улицам и дичь из лесов пропала. Все в округе будто вымерло, и никто не рисковал высовывать свой нос из теплого дома с камином и горячим чаем. Единственной повозкой, взявшейся доставить меня к поместью Холлоуэев в такую погоду, была развалюха какого-то старика. Мне нужно было только отобедать с семейством, но мужчина потребовал за дорогу чуть ли не целое состояние. Наверное, он брал за время, потому что мы ехали насколько медленно, что я уж начал полагать, что быстрее дошел бы пешком. За примерно мили две до озера в белом от тумана небе начал виднеться столб черного густого дыма, что очень испугало и меня, и извозчика. Старик ударил вожжами. Когда мы выехали из леса на прямую дорогу к поместью, нам стали видны горящие окна здания. Поместье горело! Все здание полыхало, языки пламени пожирали стены, одну за другой, и жадно хватались за воздух, выстреливая из каждого окна. Летали щепки и пепел. Уже догорали все постройки в огороде, в том числе старое пугало и забор, а труба от камина вот-вот готова была обрушиться на остатки крыши, где теперь в клубах дыма виднелись лишь балки и стропила.
Я в панике спрыгнул с повозки, а старик, схватившись за голову, неуклюже, как только мог в силу своего возраста и своей дряхлости, нерасторопно увязался за мной. Я помчался к полыхающему входу так быстро, как только мог. Напротив входа я тут же увидел Эльму. Каким же облегчением это было. Ничто другое меня не волновало. За ту секунду, которой мне хватило чтобы добежать до порога дома, меня уже посетила мысль о суициде в случае, если с Эльмой уже что-то случилось или случится. Она стояла напротив лестниц и смотрела на огонь. Я подбежал к ней и схватил ее за плечи, скорее накинул на нее свое пальто и начал спрашивать, как она. Но она и головы ко мне не подняла, будто опять находилась в каком-то своем трансе.
– Эльма! Эльма! Что случилось? Что случилось? – повторял я. – в доме кто-нибудь есть? Где твои родные?!
В ответ на мои вопросы она лишь мотала головой, а потом подняла руку к какой-то папке бумаг слева от нее. Документы?
– бестия! – послышался голос старика извозчика, стоявшего рядом. Я обернулся к нему, а он смотрел на нас. – семью свою сожгла!
Мужчина поднял к нам свою руку и начал тыкать в нас пальцем, панически дрожа и отступая. Он смотрел на огонь и на Эльму с таким ужасом, что я и сам очень испугался, но лишь за то, что он может рассказать и сделать. Еще я понял, что в доме действительно могут быть члены семьи Холлоуэй и тут же кинулся к дверям, но быстро почувствовал, что что-то меня держит. Это Эльма держала меня за рукав пиджака и не давала войти внутрь. На ее глазах блестели слезы, я понял, что она просит не кидаться в огонь, не рисковать, чтобы у нее хоть кто-то остался. Она этого не сказала, но не отпускала меня. Никак.
Дальнейшие события я помню смутно. В следующую же секунду я уже держал Эльму на руках и куда-то уносил, пряча от обрушающихся на нас балок с крыши. Я получил пару ожогов, ссадин, пытаясь отыскать родителей семейства в огне. К сожалению, и Аврора и Артур погибли. Мне удалось вытащить из огня Рональда и помощь от полиции увезла его в госпиталь. Дом тушить никто не стал. Эльма осталась в моем номере гостиницы, для себя я снял новый, хотя хозяин был против и долго не соглашался. Тоже боялся. Он и работники только за доплату согласились обслуживать меня и Эльму.
Та стопка бумаг, лежавшая у ног Эльмы в тот день, и вправду оказалась теми самыми документами, которых мне не хватало. Все было в полном порядке, что очень настораживало. Но Эльма не объясняла, что произошло, да и я предпочел не спрашивать. Нам обоим было все равно.
Одно меня волновало: почему случился тот пожар? Вдруг, это Эльма его устроила, чтобы побыстрее уехать? Или это всё чистой воды случайность? Хотел бы я знать, но Эльма мало говорила со мной после этой трагедии. Мои настороженность и страх по отношению к ней вернулись, но чувствуя, что я нужен ей, я ощущал странную безопасность. И я хотел быть нужным ей, но не для того, чтобы сохранить свои тело и дух, а для неё.
Похороны мы организовали сразу же, как только тела мистера и миссис Холлоуэй смогли достать из-под обломков, а Рональда выписали. На это ушло немало времени. Большого труда стоило убедить начальство, что моя командировка не переросла в переезд в эту глушь. Одно радовало: с благословением Артура Эльма уже вела себя как моя жена, готовая ехать со мной на другой край страны без каких-либо вопросов.
Самого Рональда я увидел только на похоронах, но не поздоровался с ним сам. Рядом с ним постоянно крутилась молодая девушка, которая ухаживала за ним, его невеста. Я искренне порадовался за них. Казалось, что чувства к Эльме сделали меня добрее или чувствительнее.
Мало людей почтили почивших Холлоуэев посещением их похорон. Многие горожане только заглядывали в окна похоронного зала, организованного в пабе через улицу от центра городка. Как и на похоронах мистера Уайта, всеобщего сострадания или жалости не наблюдалось. Все смотрели на оставшихся в живых брата и сестру с озлобленным цинизмом, и желчь подкатывала к горлу только очередная старуха одаривала Эльму презрительным взглядом. Ей пришлось нелегко, но я видел, как она старается. Эльма сама пыталась заплетать себе волосы и с особым трепетом относилась к тем ее платьям, что уцелели. Она их не носила раньше, но каждое было подарком покойной матери, и она стала их надевать, чтобы, как я думал, выглядеть более прилично во всей этой похоронной процессии. Это сыграло свою роль: она безумно красива, и люди не могли бояться такой девушки, как и не могли не проявлять к ней сочувствия.
Эльма всюду ходила за мной, не отставала ни на шаг. Она молчала, ни с кем не говорила. Когда же, уже под конец мероприятия, я всё-таки решился подойти к Рональду, она взяла меня за руку. Мы были приняты ее братом очень и очень странно. Рональд прощался с какой-то дамой у выхода из ресторана, когда мы дошли до него и его пассии.
– Рональд. – я слегка поклонился и протянул ему руку, выказывая уважение. Все-таки, это новый Виконт Холлоуэй, если я правильно помнил древний титул их рода.
От моих слов Рон вздрогнул.
– Мистер Сомерсет… – он заикнулся, что ему несвойственно. – я …
– не надо… – киваю я. – мои соболезнования. Прошу прощения, что не встретился с тобой раньше, все приготовления…
Рон перебил меня. Его взгляд резко изменился. Он смотрел уже куда-то за меня. Видимо туда, где стояла Эльма. Он бешено раскрыл глаза и начал отступать назад:
– Не смотри на меня! – начал он в ужасе тыкать в Эльму пальцем и повышать голос, так что оставшиеся в помещении люди обратили к нам свои взоры.
– Рон?! – я попытался схватить его за руку, чтобы успокоить его.
– Не надо! – он прикрикнул и вырвался, начал отступать назад. Его вроде бы тяжёлый, хриплый когда-то голос до такой степени повысился и истончился, что истерическим возгласом оглушил всех и вся. – увези ее! Увези эту суку отсюда!
– Рональд, успокойся! – я сам с трудом держал себя в руках. Раньше он относился к сестре вполне радушно и никогда себя так не вел. А в ту минуту я увидел страх, бешеный страх в его глазах. И в помещении как-то резко похолодало.
Я желал лишь защитить Эльму. Она стояла за мной и наблюдала за всем с равнодушным выражением лица, как и обычно, но стоило Рональду обратить на нее внимание, она одарила его строгим, видимо, пугающим взглядом от чего у парня началась паника. Она повернулась к нему, когда он начал кричать. Она, кажется, даже улыбнулась, но я не придал этому большого значения.
Сначала извозчик, довезший меня до дома в тот день, теперь Рональд в страхе пытается сбежать от собственной сестры. Со стороны это выглядело если не просто странно, то просто пугающе. От этого позора надо было Эльму срочно спасать. Мне не было страшно от того, что я мог чего-то не замечать в ней, чего-то, что так пугает всех вокруг. Я сам мог в ней чего-то не понимать, но не до такой степени, чтобы панически рвать на себе волосы. Я по-своему верил ей, даже по-своему любил ее. Точно. Любил.
Рональд продолжал отходить от нас и повторять: «увези эту суку! Забери ее!». На любые мои вопросы и просьбы рассказать хоть что-то о том, что произошло, он лишь панически тряс головой, будто вовсе не мог говорить об этих вещах слух.
Это меня очень насторожило. Долго думать не предоставилось возможности, ведь Рональд упал в обморок, а гости в суматохе начали разбегаться.
Врач сказал, что у Рональда, скорее всего, просто психологический стресс после потери родителей и пожара, но я и в их глазах видел опасение. Весь город стоял на ушах и все, что мне оставалось делать, – это уезжать. Я закончил работу, забрал Эльму и покинул тот город. Ни одной лишней минуты я в этом месте не собирался проводить, особенно теперь, когда меня ждали повышение и семейная жизнь. Еще долгие годы я в мыслях возвращался в те дни в поисках ответов.