Огненные Воины мои, получила телеграммы Ваши о том, что согласие будет дано, и вторую – о назначенном помещении для ратификации Пакта. Можете себе представить, родные мои, как сердце мое приняло эти добрые вести и как дух в благодарности устремился к Вам. Жду с величайшим нетерпением описание Ваших встреч и бесед. Начиная с 17 марта чувствую необычайное напряжение и полную исчерпанность сил. В ночь на 19 марта слышала: «Еще один шаг вперед», а 20-го пришла Ваша вторая телеграмма. Могу легко представить себе всю Вашу напряженность и усталость после одержанных побед в неслыханной битве. И конечно, лишь знание грядущего помогает находить новые силы в великом устремлении ко благу страны. Каждый день повторяется о чудесном явлении и о чуде, которое у дверей. Великие перемены близки. Потому такая восторженная бодрость живет в сердце. Знаю, любимые, что именно с Вами построим мы мосты.
Знаю, что именно Вы сумеете пояснить Вальт[еру] все значение Ф[уямы] и всего происходящего для него же самого. Всем сердцем чую, как не может Модра выполнить этого. Все мое доверие с Вами. Те комментарии ее, которые Логв[ан] приводит в своем письме от первого марта, так характерны для малодушного сознания. И почему продолжает она скрывать от меня все эти подробности и в то же время произносит недопустимые формулы по отношению к некоторым членам эксп[едиции]. Экспедиции, Мнение Влад[ыки] о недостойном устройстве которой должно было бы огненными буквами запечатлеться в ее сердце. Неужели она не понимает, что если в духе ее сидят эти формулы, то, конечно, она не может не только дать отпор врагам, но даже усиливает атмосферу сомнений. Именно, вся победа предрешается в духе, – эту аксиому пора утвердить ей в сознании. Она уже забыла, что Н.К. и Юр[ий] были связаны двумя негодяями, которые, по их же словам, подвергли главу эксп[едиции] такому «драстик тритмент». Формула эта должна всегда стоять перед глазами и самого Уол[леса]. Если бы не эти спесимэны291, то, конечно, Н.К. мог бы выехать на эксп[едицию] раньше и иметь лишнего ботаника для сбора семян и трав. Неужели все обстоятельства несчастливого начала этой эксп[едиции] уже испарились из ее памяти? Что же касается до того обстоятельства, что Юр[ий] не должен был уезжать до отправки семян из Харб[ина], то могу сказать, что очень прискорбно, что сотрудники их не выполнили их приказа о немедленной отправке. Но неужели же Модр[а] и Г[алахад] забыли о всех прочих обстоятельствах и не могут понять, что отъезд мог быть вызван срочною необходимостью? Я полагала, что эти соображения приняты во внимание. Кроме того, если сам глава Деп[артамента] выказывает доверие и понимание, то и все подчиненные следуют этому примеру, и с этой точки зрения меня никто не собьет. Что же касается до денежных ренумераций, то и здесь много неточностей. Впрочем, Вы имеете письма Н.К. и можете видеть, сколько уходит на десятипроцентное вычисление и при перемене на местную валюту. Также при обсуждении о суммах, израсходованных на обмундирование, то нужно всегда принимать в соображение климатические и прочие местные условия. Нельзя базироваться на базарных ценах, сущест[вующих] сейчас в Ам[ерике]. Также, думается мне, есть некоторая разница между двумя хулиганами и именем и положением, занимаемым Н.К. и Юр[ием]. Но, конечно, если сами мы этого не понимаем, то как можем мы ожидать, что другие, да еще враждебные элементы, поймут это. Если бы сама Модр[а] понимала все величие происходящего и на что идут все силы и заработки Н.К., то она нашла бы достойные и огненные слова, чтобы разбить и прекратить все вражеские нашептывания. Пора ей понять, что Н.К. строит общее благополучие и без успеха Н.К. не будет успеха и у М[узея]. Так пусть Модра запомнит, что недостойно критиковать тех, кому мы обязаны и кто несет страшное бремя. Если сами мы не умеем почтить и подчеркнуть своего уважения и доверия к Н.[К.], то как можем мы рассчитывать на доверие Вел[икого] Вл[адыки] к нам? Мое сердце так болит, чуя всю глубину непонимания Модры. Приношу мою благодарность Логв[ану] за то, что он известил меня о том, что обсуждения о ценах продолжаются. Это нужно знать, и, надеюсь, что Н.К. предупрежден. Мы должны стоять на дозоре и всячески охранять имя, как это завещано нам. Пишу это Вам, родные мои, чтобы Вы знали, как больно мне слышать критику тех, кто так устремлены и напряженно идут среди величайших опасностей. Позднее напишу об этом и самой Модре, но сейчас, ввиду того что письмо это может прийти накануне Великого Исторического Дня, не хочу отнимать силы ее. Пусть приложит все старания с прессой, хотя, конечно, и это сейчас настолько ей облегчено.