Надеюсь, что Друг следит за тем, что происходит в Кан[засе], много лап тянутся к сладкому пирогу, и нужно понять всю спешность сроков. Именно, просвет начнется, когда особая чернота соберется над югом Европ[ы]. Таков был пророческий сон еще в бытность нашу в Финляндии.
Недавно был еще один символический сон. Ур[усвати] ходила среди [сородичей], посещала сборища их, слышала самое пошлое разнузданное пение частушек, полных глума над буржуями, гнувшими спину под плетью нового хозяина… но она не смущалась, а внимательно всматривалась во внутреннюю сущность, и в руках у нее был пучок тоненьких зажженных свечек, и она раздавала их присутствующим, в большинстве случаев женщинам. Подходя к одной из них, которая уже протянула руку, чтобы взять свечу, Ур[усвати] сказала: «Думаю, что моя свеча не пригодится вам», и в ту же минуту протянутая свеча потухла и стала вся черная. Ур[усвати] сознавала, что она зажигала их к подвигу. Проснулась, и в ушах еще раздавался тошнотворный пьяный голос, распевавший во все горло…
Всем сердцем хочу верить, что все данные заверения о проведении благоразумного сотрудничества выполняются. Для придачи силы в этом подвиге прилагаю Вам чудесный жизненный пример из книг «Добротолюбия», заказанных для меня Юр[ием] с Афона. Прочтите внимательно, я считаю пример этот замечательным и стараюсь держать в уме.
«184. Такого терпения я хочу представить вам два по крайней мере примера, – из коих один показала одна благочестивая женщина, которая, желая усовершенствоваться в добродетели терпения, не только не бегала искушений, но еще искала, чтобы ее огорчали, и сколь ни часто была оскорбляема, не падала от искушений. Женщина эта жила в Александрии, происходила от знатного рода, и в доме, оставленном ей родителями, благочестно работала Богу. Однажды, пришедши к блаженной памяти Архиепископу Афанасию, просила дать ей на содержание и упокояние какую-либо вдову из призираемых на церковном иждивении. „Дай мне, – говорила она, – одну из сестер, которую бы я успокоила“. Первосвятитель, похвалив такое доброе намерение женщины и ее усердие к делу милосердия, приказал выбрать из всех такую вдовицу, которая бы превосходила всех честностию нравов, степенностию и обходительностию, чтоб желание являть такую щедрость не было подавлено худостию имевшей пользоваться ею и чтобы имеющая являть ее, быв оскорблена злонравием сей последней, не потерпела вреда в вере. Итак, приняв такую избранницу, она привела ее в дом и стала ей услуживать во всем. Но, видя ея скромность и тихость и получая от ней каждую минуту почет в благодарность за дело своего человеколюбия, она через несколько дней опять пришла к помянутому Первосвятителю и сказала: „Я просила, чтобы ты приказал дать мне такую, которую бы я упокоивала и которой служила бы с полным послушанием“. Он сначала не понял, чего ради такая речь и чего желает эта женщина, и, подумав, что ее прошение по беспечности смотрителя за вдовицами было пренебрежено, не без душевного смущения спросил о причинах такого промедления. Ему сказали, что к ней отправлена честнейшая паче всех вдовица. Тогда он, догадавшись, чего искала та мудрая жена, велел дать ей вдовицу непотребнейшую из всех, которая всех превосходила бы гневливостию, сварливостию, буйством, болтливостию и суетностию. Когда нашли и дали ей такую, она, взявши ее в свой дом, с таким же или еще с большим усердием стала служить и этой, как служила первой; в благодарность же за такие услуги получала от нея только то, что та оскорбляла ее недостойною бранью, злословием, поношением и, укоряя ее с язвительным ругательством, роптала, что она выпросила ее у Архиепископа не на успокоение, а на мучение, и перевела более от жизни покойной к тяжелой, чем от тяжелой к покойной. Такия оскорбления предерзкая эта женщина простирала иногда до того, что не удерживала даже и рук, а та – госпожа усугубляла за это смиренныя ей услужения, научаясь побеждать ея разъярение не сопротивлением, но более смиренным себя ей подчинением, и укрощать ея неистовство человеколюбивою кротостию. Такими опытами утвердившись вполне в терпении и достигши совершенства в сей желаемой добродетели, она отправилась к помянутому Святителю поблагодарить его и за мудрый его выбор, и за собственное благодетельное обучение, за то, что он, наконец, совершенно согласно ея желанию назначил ей такую достойнейшую учительницу, непрестанными оскорблениями которой, укрепляясь каждодневно в терпении, она достигла самого верха сей добродетели. „Наконец, ты дал мне, Владыко, для успокоения такую, какую именно я желала иметь; а та первая своим почтительным ко мне отношением скорее меня упокоивала и утешала, чем я ее“. – Этого достаточно сказать о женском поле, чтоб воспоминанием о таком деле не только назидать, но и пристыжать себя; так как мы, если не запрячемся в келии, то терпения сохранить не можем. (Соб. 18, 44)»279.