Формирование понятия экзистенциального опыта в истории философии осуществлялось на стыке таких проблем, как непосредственность, уникальность, спонтанность личного переживания, с одной стороны, и его зависимость от обусловленных социумом и культурой, объективированных традиций, ценностей и норм – с другой. Диссонанс этих двух модусов опыта был отмечен, например, в философии жизни, феноменологии, экзистенциализме – направлениях, представители которых сосредоточены на особенностях индивидуального сознания субъекта и его связи с миром. Социальная среда зачастую понималась как сфера обезличенных отношений, в чем-то чуждая и враждебная индивиду, а подлинное существование относилось к потаённости его собственного внутреннего мира. Это во многом определялось общим модусом того этапа развития экзистенциальной проблематики в культуре, который П. Тиллих назвал протестом или бунтом.
На оппозицию экзистенции и объективности указывали многие мыслители, отмечая необъективируемость экзистенциального опыта. Узкая трактовка экзистенциального опыта как невыразимых при помощи рациональных категорий переживаний индивида, встречается в работах Н.А. Бердяева, который, критикуя идеи М. Хайдеггера, утверждал, что тот «захотел выразить проблемы экзистенциальных философов в категориях академической рациональной философии. Он налагает рациональные категории на экзистенциальный опыт, к которому они неприменимы»14. Объект для Н.А. Бердяева означает исчезновение экзистенциальности. Экзистенциальная сфера и у Бердяева, и у Марселя, есть сфера духа, личного начала, недоступная для объективации. Оба признают ее приоритет по отношению к миру объектов и связывают его с «трансцендированием» (Н.А. Бердяев) или с преодолением «субъективной замкнутости» в «причастности к лучшему» (Г. Марсель)15.