Во-первых, что касается Ясперса и политики. Ясперс всегда был общественно активен; на него сильно повлиял Вебер. Вебер всю жизнь метался между наукой и политикой и теоретически доказывая и обосновывая их несовместимость и демаркацию между ними, пытался все время на практике ее стереть и совместить эти сферы. Ясперс был убежденным либералом, сторонником всяческих свобод: отстаивал свободу слова, мысли всю жизнь. И вот в двадцатые годы Ясперс выступает за радикальное обновление немецкого университета. Пишет большую программную статью «Тезисы к вопросу об обновлении высшей школы» (немного созвучные соответствующим размышлениям Ортеги-и-Гассета), где настаивает на том, что нужно вернуть университету творческое начало, преодолеть замшелый академизм, вернуть дух творчества, оживить философскую мысль. Мыслитель требует преодолеть узкую специализацию во всех сферах жизни и культуры.
Второе отступление: Ясперс и религия. Ясперс – религиозный экзистенциалист. Мы говорим, что Кьеркегор – религиозный экзистенциалист, Паскаль – религиозный экзистенциалист. Но в случае с Паскалем и Кьеркегором прежде всего нужно сделать упор на прилагательное: религиозный, а потом уже следует экзистенциализм. Паскаль и Кьеркегор, они – прежде всего христиане, а их философия – это следствие их мучительных попыток осмыслить свой религиозный опыт и понять, что такое быть христианином. Но в случае с Ясперсом акцент нужно делать прежде всего на существительное. Ясперс, прежде всего, философ, а потом уже – религиозный. У него нет такой пронзительности и остроты, как у Сартра, такой фундаментальности и глубины, как у Хайдеггера. Он – реформатор мысли, а не революционер. Если использовать какое-то одно слово для характеристики фундаментальной настроенности того или иного мыслителя (а философия – это всегда осмысление и выражение какого-то глубинного переживания личности), то, лично для меня, Кьеркегор – это отчаяние, Хайдеггер – отрешенность, а с Ясперсом у меня связывается беспокойство. Он – философ обеспокоенный. Он не за радикальный переворот, не за обращение к абсолютным истокам мысли и Бытия, как Хайдеггер. Он философ обеспокоенный и стремящийся обновить культуру и философию, вернув ее к человеческому опыту. Его религиозность неочевидна, ненавязчива, неконцентрированна, предельно адогматична. Она (как и у столь близкого и созвучного ему гения, как Иммануил Кант) как бы остается на заднем плане, в предпосылках мысли, в ее полускрытых от нас основаниях. Да, он хоть и религиозный, но он – философ. Прежде всего, он – философ, хоть и религиозный. Хотя, конечно, эпитет «религиозный» вовсе не снимается, и мы еще сегодня не раз это увидим и почувствуем.