«Это всё равно что спросить человека, родившегося слепым, хочет ли он видеть солнце, – медленно проговорил он. – Он не знает, чего именно он хочет. Он знает лишь, что чего-то лишён».
Он встал и подошёл к окну, глядя на шумный, полный Следов мир, который был от него закрыт.
«Ваш приход, Тэя, – самый громкий звук, который я слышал за последние десять лет».
Глава 6. Первый след
Тишина в комнате зазвенела по-новому после его признания. Она была больше не безмолвной, а наполненной отголосками слов, тяжёлых и точных, как медицинский диагноз: «травма», «глушилка», «экран». Они висели в стерильном воздухе, и Тэя почти физически ощущала их острые грани. Её собственный внутренний гул, на время усыплённый этой белизной, начал потихоньку просыпаться, но теперь это был не раздражающий шум, а тихое, настороженное жужжание – реакция её дара на аномалию, которую она наконец поняла.
Лео стоял у окна, его спина, прямая и неуступчивая, была обращена к ней. Он только что вывернул перед ней свою душу наизнанку, показав не боль, а её отсутствие – страшную механику своей защиты. И теперь ждал. Не слова утешения, а… чего? Приговора? Отступления? Он был учёным, наблюдающим за реакцией непредсказуемого образца – её.
Тэя медленно поднялась с дивана. Кожа на её незащищённых руках покрылась мурашками не от холода, а от этой пронзительной ясности. Его пустота не была магией или проклятием. Она была щитом, возведённым в момент детского ужаса, и ставшим пожизненной тюрьмой. И этот щит, такой прочный, оказался хрустальным – потому что был выкован из самой человеческой хрупкости.
Она подошла к нему, остановившись в шаге, ровно на той дистанции, где её собственное поле ещё не начинало мерцать и искажаться от близости его поглотителя. Она боялась нарушить это хрупкое равновесие, спугнуть первое за десять лет доверие.
«Десять лет», – тихо прошептала она, и слова растворились в тишине, не оставив и эха. – «Это очень долго быть единственным человеком в пустой комнате. Даже если эту комнату выстроил ты сам».
Он не обернулся, но его плечи, застывшие в напряжённой линии, чуть дрогнули, выдав усилие, с которым он сохранял неподвижность.