Ну, что ж, пока нельзя… Женщина вздыхает и глаза, до того неподвижно смотревшие внутрь себя, оживают. Обводят крыши на берегу, мачты в заливе.
Ночная Столица, огоньки, влажный ветер, который – пока едва уловимо – пахнет весной. Женщина вздыхает – да, зима на исходе и вскоре на нее свалится куча хлопот, которую подкинул ей любимый братец… и станет не до того, чтоб разбираться – что оно такое, что с некоторых пор поселилось в глубине ее «я» и манит тайной?..
Женщина еще раз вздохнула, тряхнула головой, коварно улыбнувшись самой себе – да и пошла с темного холодного балкона внутрь – в теплую и светлую комнату.
Союзники
Баррей вытащил кресло на середину комнаты. Так, чтоб разом видеть и то, что за окном, и обе комнаты гостиничного номера. Уселся. И стал думать, что ему теперь делать. До Столицы он добрался – а дальше? Продолжить путь на Запад? Задержаться здесь?
По коридору застучали целеустремленные шаги. Они направлялись прямиком к двери номера, снятого Барреем. Фалко, лежавший у ног хозяина, поднял голову и тихонько зарычал. Баррей изумленно посмотрел на пса. Старый Дикий пес подавал голос очень редко. Предупреждая о постороннем, он, обычно, легонько трогал носом ладонь хозяина и настораживался в ту сторону, откуда намечались гости. А сейчас и предупреждать не было нужды – шаги в пустом коридоре гремели, как барабан – хозяин не мог их не слышать. А пес рычал. Не предупреждая, приветствуя. Баррей вспомнил. И уже знал, кто сейчас постучит в дверь.
Из десяти писем, которые Баррей послал с дороги своим бывшим приятелям-сокурсникам ответ не пришел ни на одно. И в речном порту, после переправы через Эйвон никто Баррея не встретил. Он не удивился этому.
Десять лет прошло. Разнесло старых приятелей по белу свету – они, в основном, тоже были приезжими, как и сам Баррей. А те, кто жил в Столице… могли сменить адрес и не получить его письма, могли получить, но махнуть рукой – а, что было, то быльем поросло, недосуг…