1 ноября
Предчувствие меня не обмануло. Я действительно представляю угрозу для Ники. Причина сего загадочного феномена мне абсолютно неясна, но от этого не легче. Особенно теперь, когда события полетели вскачь, как потерявшая управление лошадь, стоило только нашему мудрому мишке залечь в свою берлогу. А ведь как хорошо всё начиналось. Макар обещал вернуться к своим обязанностям вожака нашей маленькой стаи дня через три-четыре, так что мне и нужно-то было продержаться всего ничего. И поначалу мои благие намерения сохранять установившееся статус кво в отношениях с Никой претворялись в жизнь относительно успешно. Я ведь остался единственным добытчиком на хозяйстве, так что мои скитания по острову практически целыми днями были не то чтобы оправданы, но как минимум объяснимы.
Как назло, погода в эти дни приключилась омерзительная, снег сменился мелким и холодным дождём, от которого не защищал даже, казалось бы, непромокаемый плащ. Приходилось целыми днями ходить в болотных сапогах, поскольку никакая другая обувка не могла справиться с этой грязюкой. Ну вот что это за невезуха? По всем канонам снег на севере должен был лечь в начале октября, а тут уже почти ноябрь, а с неба льёт дождь. И всё-таки два дня я стойко изображал из себя любителя охоты и прогулок на свежем воздухе, только чтобы не оставалось времени на посиделки наедине с Никой. Идиот, она всё равно постоянно была со мной, в моих мыслях, разумеется. Причём, чем дальше я забредал от дома, тем сильнее меня тянуло обратно. Зато изучил наш островок вдоль и поперёк.
Когда, едва держась на ногах, я ввалился в комнату на второй вечер, то сразу понял, что явно переборщил с техникой безопасности. Ника даже не спустилась со своего чердака, чтобы поинтересоваться моим сегодняшним уловом. Похоже, она просекла мои тактические манёвры и сделала для себя однозначный вывод, что я не хочу её видеть. Все мои прежние женщины в подобной ситуации сразу устроили бы разборки с применением тяжёлой артиллерии в виде слёз и упрёков, а Ника просто ушла в спальню, чтобы не мозолить мне глаза. Ужин стоял на столе, завёрнутый в полотенце, одинокая тарелка откровенно свидетельствовала о том, что сегодня никто не станет мешать моему приёму пищи женской болтовнёй и расспросами.
В общем-то, это было к лучшему, но подобная тактичность едва ни заставила меня завыть от отчаянья. Оказывается, я весь день только и мечтал о том, как мы будем вместе ужинать и болтать о пустяках. Я бы исподтишка любовался фиалковыми глазками и гордился своей стойкостью перед сиреневым мороком. А Ника… да мне наплевать, что бы она делала, главное, что б была рядом. От горькой обиды на судьбу у меня аж свело скулы. Я почувствовал себя обманутым ребёнком, которому мама пообещала купить красную машинку за хорошее поведение. Пацан целый день старался, из последних сил сдерживал бьющий через край темперамент, а мама, вместо вожделенной машинки, купила книжку с картинками. Облом.
Я машинально проглотил ужин, даже не почувствовав вкус еды. Мне было тоскливо от чувства вины за свою чёрствость и очень хотелось навестить Нику в её добровольном заточении, просто поинтересоваться, как прошёл день, и пожелать спокойной ночи. Но я же понимал, что светским визитом тут дело не обойдётся, она станет задавать вопросы, на которые у меня нет ответов. Ну действительно, чего я веду себя как грубиян и невежа? Не станешь ведь объяснять, что это для её же блага, что я для неё опасен, тем более, что даже не понимаю, собственно, чем опасен. Смахивает на тяжёлый наркотический бред.
Несмотря на усталость, сон никак не желал осчастливить своим визитом мой больной мозг. Я ворочался с боку на бок, переваривая сегодняшний Никин демарш, и пытался уговорить себя отнестись к нему с философским спокойствием. Увы, все мои попытки настроиться на принятие и смирение оказались тщетны, заснуть мне удалось только под утро. Естественно, я проспал и рассвет, и появление затворницы, и приготовление завтрака. Разбудил меня только запах мяты, которую Ника добавила в чай. Пришлось краснеть и расшаркиваться за своё неподобающее поведение. Впрочем, расстроенная девушка только отрешённо кивнула и продолжила хлопотать у печки.
Я быстренько оделся и выглянул за дверь. А там, на улице, откуда ни возьмись, наступило лето. Ну это я, разумеется, преувеличиваю. Было довольно морозно, зато солнечно и относительно сухо. Всё, что ещё вчера было водой, под утро превратилось в лёд и иней. Особенно красиво тоненькие иголочки инея распустились на ветках наших дворовых берёзок, как будто кристаллы серебра, если таковые имеются в природе. Для разнообразия небо полностью очистилось от облаков, даже самых маленьких, солнце сияло как летом, да и пригревало, кстати, почти по-летнему. Я быстренько подхватил полотенце и скатился с холма к берегу, захотелось умыться прямо из озера. Но всё оказалось не так просто, за ночь прибрежная кромка воды покрылась тонким прозрачным ледком. Похоже, морозец был нехилый.
Несмотря на бессонную ночь, настроение у меня взлетело под самые небеса, наверное, если бы не лёд, я бы даже искупался, просто так, чтобы отметить приход солнечных дней. Но возиться с прорубью было неохота, знаю, как сильно может порезать кожу этот с виду невинный ледок. Не слабее бритвы. Так что пришлось обойтись просто умыванием. Увы, когда я вернулся в дом, мой праздничный настрой растаял словно тот первый лёд под солнышком. Ника молча сидела за столом и чем-то напоминала сломанную куклу, даже глаз не подняла, когда я вошёл. У меня просто сердце оборвалось от жалости. Да что я за чурбан бездушный, из-за каких-то идиотских предчувствий довёл любимую девушку до депрессии.
– Ника, не хочешь прогуляться после завтрака? – игра в невинную светскую беседу поначалу далась мне со скрипом. – Погодка просто изумительная.
Моя обиженная девочка подняла ресницы, и меня окатило сиреневым дождём, аж дыхание перехватило. В её взгляде недоверие боролось с надеждой, и пока было неясно, за кем останется поле боя. Чтобы поддержать своих, то есть надежду, я принялся её уговаривать.
– Зима на носу,– рассудительно заявил светский лев,– когда ещё погреешься на солнышке. Пойдём, прогуляемся вдоль берега до болота, а то ты совсем засиделась дома из-за проклятого дождя.
Тут я явно лукавил. Если бы я позвал Нику помокнуть со мной за компанию, она без сомнения согласилась бы, но в целом всё выглядело как забота о здоровье хрупкой девушки. Ей очень хотелось мне поверить, хотя за прошедшие два дня Ника уже, наверное, догадалась, что я её избегаю, и успела с этим смириться.
– Давай, я помою посуду, а ты пока собирайся,– я решил закрепить едва наметившийся успех, нельзя же позволить сомнениям взять верх.
Ника недоверчиво улыбнулась и кивнула. Надежда одержала победу с разгромным счётом. Только когда она ушла наверх утепляться, до меня начало доходить, какого идиота я из себя тут строил. И стоило два дня мучиться, мокнуть и мёрзнуть, чтобы враз всё вернуть на исходные позиции. Даже хуже, теперь Ника будет от меня ожидать знаков внимания, а я не смогу удержаться, чтобы ни поухаживать за обиженной девушкой, как бы доказывая, что всё у нас как прежде. Но ведь на самом деле ей вовсе не нужно это «как прежде». А что я могу предложить моей любимой малышке? Пялиться на неё с немым обожанием, опекать и оказывать мелкие услуги? Только хуже сделаю. Лучше бы уж стиснул зубы и выдержал эту подлую игру до конца.
Но сделанного не воротишь. Через десять минут мы уже спускались по тропинке с нашего холма в направлении пляжа с чёрными камнями. Я строго пообещал себе держаться, если уж не отстранённо, то во всяком случае нейтрально. И естественно, через двести метров благополучно забыл про все свои обещания. Ника щебетала, что твоя канарейка, а я блаженно купался в звуках её голоса и даже не помышлял о том, чтобы выбраться на прочный берег здравомыслия и рациональности. Наверное, подсознательно я воспринимал нашу увеселительную прогулку как награду за два дня мучений, так что у меня даже угрызений совести не возникло.
Весёлое щебетанье моей любимой канарейки время от времени сопровождалось негромким, зато вполне мелодичным звоном. Под яркими солнечными лучами тонкая ледовая скорлупа начала подтаивать и лопаться, превращаясь в изумрудный паззл на поверхности воды. Волнения совсем не было, так, лёгкое шевеление у самого берега. И всё же даже таких невнятных волн оказалось достаточно, чтобы мелкие осколки льдинок принялись выползать на песок, образую серебристую, ослепительно сверкающую ленту. Прикольно, как будто Спас прикупил себе алмазное ожерелье и теперь хвастался обновкой. Два дня проливного дождя смыли с деревьев снежный покров заодно с запоздалой листвой, и прибрежная роща превратилась в причудливый прозрачный узор из голых веток на фоне синего неба.
В общем, вы уже, наверное, поняли, что моё невнятное сопротивление радостям жизни оказалось успешно подавлено превосходящими силами противника. Природа и Ника заключили союз и взяли в сладкий плен не особо стойкого оловянного солдатика. Нужно честно признать, что солдатик сопротивлялся лишь для проформы, а сам только о том и мечтал, чтобы оказаться в плену. Каким-то волшебным образом ладошка победительницы оказалась в моей руке, от чего мне сделалось жарко, хотя на самом деле было всего два-три градуса тепла, не больше.
Я даже не заметил, как мы дошли до болота. Дальше идти было некуда, грязевая полоса тянулась через весь остров, перегораживая его, словно крепостным рвом, на две неравные половинки. Только у самого восточного берега болото постепенно переходило в более или менее сухой овраг, через который можно было перебраться к северной оконечности острова. Но этот маршрут был не особо живописным, нужно было продираться через густой кустарник и осоку. Так что я вполне резонно предложил моей спутнице возвращаться. Но Ника, похоже, была настроена продолжать моцион на свежем воздухе, она скорчила такую обиженную гримаску, что я тут же начал оправдываться, хотя вроде было не за что, не я же выкопал этот болотный ров.
– Ой, смотри! – прервала она мою оправдательную речь, указывая на то место берега, где болото соединялось с озером.
В первый момент я не разобрал, что Ника там углядела, высокий камыш закрывал всё пространство, не оставляя ни единого просвета. Только через несколько секунд мне удалось разглядеть что-то вроде плотика, приставшего к краю болота. При ближайшем рассмотрении нашей находки выяснилось, что это был вовсе не плот, а, скорее, лодочный причал, сколоченный из четырёх брёвен и плотно подогнанных досок. Видимо, недавний шторм подмыл опоры и угнал причал у хозяев из посёлка. Судя по тому, что деревянная конструкция благополучно переплыла через озеро, слажена она была добротно, на совесть.
Ника подняла ресницы и молча уставилась на меня умоляющим взглядом. Если честно, мне и самому не терпелось испытать ходовые качества нашей находки, но одному, без пассажиров, однако сопротивляться этому сиреневому гипнозу у меня не хватило сил. Я выломал длинную прочную жердь в ближайшем орешнике и пригласил Нику на борт. Импровизированный плотик действительно оказался довольно прочным и надёжным плавсредством, даже не накренился, когда мы вдвоём на него залезли. Я оттолкнулся шестом от берега, и мы плавно отчалили. Ника от восторга захлопала в ладоши и запищала что-то восторженное.
Разумеется, я не собирался пускаться в дальнее плавание, так, поболтаться у берега на мелководье, у меня ж имелся только шест, а не весло. Но судьба распорядилась иначе. Стоило мне проломиться по камышу на чистую воду, как нас подхватило течением и понесло на глубину. Это было как минимум странно. Да, вдоль острова действительно шло довольно мощное течение, особенно на юге, только оно, наоборот, прижимало все попавшие в него объекты к берегу. Я это испытал на собственной шкуре, когда потерпел крушение на своей многострадальной байдарке. А тут такая неожиданность.
Я налёг на мой самодельный шест, стараясь вытолкнуть наш плотик из озёрной аномалии и направить его обратно к берегу. В результате моих физических упражнений наше судёнышко сместилось немного к северу, но при этом к берегу не приблизилось ни на миллиметр. Тут до меня дошло, что если я и дальше буду двигаться в том же направлении, то нам придётся высаживаться уже за болотом и, соответственно, топать пешком через весь остров. Я попытался скорректировать наше плаванье таким образом, чтобы плыть в сторону дома, а в итоге оказался прямо посередине болотистого участка. И вот тут нас понесло течением уже по-взрослому.
Я с недоумением уставился на поросшее камышом болото, пытаясь сообразить, какая сила заставляет наш плотик удаляться от берега. Что это за фигня? Как может течение вдруг изогнуться под углом девяносто градусов? Такого просто не бывает. Через несколько напряжённых секунд до меня наконец дошёл смысл этого озёрного прикола. Болото было на самом деле речкой, впадавшей в озеро, и мы оказались в самой середине её русла. Вот и попались в западню. Нужно просто вытолкнуть плот из этой странной стремнины, и тогда всё образуется.
– Уже глубоко,– ворвался тихий голосок Ники в мои навигационные расчёты.
– Ничего страшного,– самоуверенно заявил самопальный шкипер,– мы просто угодили в устье речки. Течение сейчас затормозится, и мы спокойно из него выйдем, а то, если сильно упираться, можно шест сломать.
И действительно, буквально через пяток секунд наше движение замедлилось, видимо сила болотистой речки сдулась. Я опустил шест в воду, и тут меня прошиб холодный пот, потому что шест не достал до дна. Ситуация была идиотской. Вон он, берег, в каких-то десяти метрах или чуть больше, а как до него добраться? Я тупо пялился на свой бесполезный шест, а тем временем нас продолжало сносить на глубину. Это происходило, скорее, уже по инерции, тем не менее, расстояние до спасительной суши медленно, но верно росло. Я смущённо посмотрел на доверившуюся тупоголовому мореходу девушку и заметил в её глазах зарождающуюся панику.
– Не бойся, Ника,– я постарался, чтобы мой голос звучал бодро и уверенно,– я сейчас что-нибудь придумаю.
И о, чудо, моя малышка тут же успокоилась и заулыбалась так беспечно, словно мы уже стояли ногами на суше. Мне даже стало не по себе от такой безоговорочной веры в мои силы. Нужно было срочно что-то соображать, чтобы оправдать доверие. А какие у меня, собственно, имелись варианты? Грести шестом, конечно, можно, но исключительно в качестве клоунады, результат известен. Нужно из чего-то сделать весло, например, отломать доску от настила. Ещё можно прыгнуть в ледяную воду и постараться вытолкать плот на мелководье. Последний вариант по понятным причинам не вызвал в моей душе никакого энтузиазма. Как известно, человек может продержаться в ледяной воде минут двадцать от силы, а потом потеря сознания и смерть. Поскольку против течения мне плот точно не вытолкать, то придётся сначала продвинуться вдоль берега, а уж потом держать курс на остров. И сколько это займёт времени, учитывая немалый вес нашего судна? А вдруг больше двадцати минут?
В результате недолгих раздумий я скинул куртку, обмотал ею ладони и приступил к разбору нашего плотика на составные части, иначе говоря, начал отламывать одну из досок. Как назло, хозяин причала не пожалел гвоздей, видимо, для себя старался, поэтому дело продвигалось очень медленно. А нас тем временем всё дальше уносило от спасительной суши. Я так увлёкся этим деструктивным квестом, что перестал обращать внимания на окружающую обстановку. Увы, очень скоро эта обстановка напомнила о себе, причём весьма драматичным образом.
– Лис, а что это там такое? – донёсся до меня встревоженный голос Ники.
Я поднялся и ошарашенно уставился на горизонт. Помните фильм «Начало» с Ди Каприо, когда его напарница во сне игралась с городским пейзажем, закручивая его в трубочку? В тот момент я испытал острое ощущение дежавю. Горизонт потемнел и начал загибаться в нашу сторону, как в том кино. Некоторое время мы с Никой натурально пребывали в ступоре, поскольку такого просто не могло быть. Верхний край горизонта вдруг пришёл в движение, словно в его кромке завелись большие белые рыбины или червяки. Выглядело это омерзительно, зато сразу привело меня в чувство.
– Это волна,– завороженно прошептал я,– и она тащит куски льда. Нам придётся плыть,– я развернул к себе Нику и принялся поспешно стягивать с неё куртку. – Разувайся, ботинки будут мешать.
Она послушно стянула ботинки и поднялась, я уже ждал её у края плотика. Ника подошла, аккуратно ступая босыми ногами и прижалась ко мне, как испуганный ребёнок.
– Я плохо держусь на воде,– призналась моя малышка,– ты плыви один.
Я сразу понял, что она уже не надеется выжить, и едва ни завыл от отчаяния. Так вот о чём предупреждало меня подсознание, а я, дурак легкомысленный, пропустил эти предупреждения мимо ушей. Завёл несчастную девушку в ловушку, из которой ей теперь не выбраться. Ну нет, так не пойдёт, я её спасу, пусть даже против её воли. Я сжал Нику в объятьях и поцеловал, надо сказать, совсем не по-братски. А потом подхватил почти невесомую девушку, и мы оба погрузились в ледяную воду. Меня обожгло холодом, и сердце полетело вскачь, как бешенное. Ника попыталась барахтаться, но я быстренько её утихомирил.
– Грести буду я один,– скомандовал облажавшийся мореход непререкаемым тоном,– а ты будешь просто держать меня за ремень джинсов и по возможности не шевелиться.
Я заставил Нику уцепиться за ремень и припустил к берегу, загребая в сторону от русла, поскольку против течения мне точно было не выгрести с дополнительным грузом. Сейчас я уже не могу вспомнить, как это было на самом деле. Я работал всеми своими конечностями подобно пропеллеру. Единственное, что несколько сдерживало мой порыв, было опасение, что сердце просто не выдержит и лопнет от натуги, и тогда волна нас накроет, а это для Ники верная смерть. Страшна была не только сама волна, больше похожая на цунами, но и обломки льда, которые она несла с собой. Даже если мы не захлебнёмся, то льдины всё равно переломают нам все кости.
Мы выбрались на берег, когда скрежет трущихся друг о друга льдин уже был слышен довольно отчётливо, и бросились бежать от воды, не обращая внимания на камни и колючие ветки под босыми ногами. Я не позволил Нике остановиться, даже когда за спиной раздался грохот, сравнимый по децибелам разве что со взрывом гранаты. И правильно сделал, волна таки догнала нас и сбила с ног, к счастью, уже на излёте. Мы плюхнулись в ледяную болотную жижу, и какая-то ледяная глыба напоследок со всей дури саданула меня по лодыжке. Некоторое время мы лежали в грязи, тяжело дыша и не веря, что всё-таки спаслись. Поначалу я даже не чувствовал холода, правда, меня всё равно порядком потряхивало, но это от адреналина.
Когда мы немного пришли в себя и смогли подняться на ноги, нашим глазам предстало прямо-таки апокалиптическое зрелище. Примерно метров на двадцать в глубину весь берег был покрыт толстым слоем полужидкой грязи, из которой торчали куски льда. Именно в этот момент я вдруг осознал, что ещё ничего не кончилось, до нашего дома примерно пять километров, которые придётся пройти босиком, в лёгкой, насквозь мокрой одежде при температуре воздуха около нуля. Хорошо ещё, что солнце пока светило и немного пригревало, но в целом ситуация была аховая.
– Идём, Ника,– я протянул руку жертве моих неудачных мореходных экспериментов и попытался изобразить на лице ободряющую улыбку.
Она сделала всего один шаг и тут же рухнула обратно в грязь, даже сквозь джинсы было видно, как у неё распухло левое колено. Похоже, бедняжку приложило льдиной ещё хуже, чем меня. На свою ушибленную лодыжку я старался не смотреть, всё равно ничего поделать с ней было нельзя, придётся ей ещё потрудиться, пока я буду тащить мою раненую девочку на закорках. Следующие несколько часов я запомнил плохо. Нет, поначалу я даже пытался выбирать место, куда поставить больную ногу, чтобы не свалиться в грязь, но через полчаса мне уже сделалось всё равно, главное было двигаться вперёд. К счастью, через пару километров, когда мы добрели до пляжа, грязь куда-то пропала. Странная волна как будто специально целилась именно в нас.
Несколько раз, пока мы шли, у меня возникала мысль пристроить Нику где-нибудь на берегу и сгонять по-быстрому в дом за сухой тёплой одеждой. Но она так дрожала от холода, что мне страшно было её оставлять. Всё-таки от моего тела шло хоть какое-то тепло, а одна она могла запросто замёрзнуть. Да и не согреть её было просто тёплой курткой, нужны были более действенные реанимационные мероприятия. В общем, я так и тащил мокрую девушку до самого дома. Когда мы наконец ввалились в тепло, она даже сидеть не могла, не то что стоять. Мне пришлось раздевать мою девочку, её пальцы не слушались. Прямо скажем, я воспринял эту процедуру как награду за все мои трудовые подвиги, причём вполне адекватную.
Через несколько минут Ника уже сидела около печки с кружкой горячего чая, укутанная в шерсть по самую макушку. Её коленкой я решил заняться попозже, когда она окончательно согреется.
– Лис,– тихо позвала Ника, когда я решил, что с первой неотложной помощью мы покончили и принялся стягивать с себя мокрую одежду,– у тебя вся ступня в крови.
Только тут я сообразил, что изгваздал кровью весь пол в доме, видимо, та ледышка задела какой-то крупный сосуд. Пришлось срочно искать, чем бы перевязать ногу. В общем, пока я возился, моя милая заснула прямо с кружкой в руках. Тащить её на чердак сил у меня уже не было, так что я устроил Нику на своём топчане. Когда я укутывал её в своё одеяло, она вдруг открыла глаза.
– Полежи со мной,– тихо попросила моя милая с таким видом, будто ожидала, что я откажусь, причём в грубой форме.
Понятное дело, дважды меня просить не пришлось. Я очень быстро убедил себя, что это совершенно необходимо для согревания бедняжки, ведь два индейца под одним одеялом не замёрзнут никогда. Мы просто лежали рядом, голова Ники покоилась на моём плече и её подсыхающие волосы приятно щекотали мне нос. Сам не пойму, как так получилось, что я поцеловал её в лоб, чисто по-братски. Просто не удержался. И сразу понял, что она вся горит. Ну конечно, это я же пахал как каторжный сначала в озере, спасаясь от цунами местного розлива, а потом, когда тащил Нику на себе. Мне даже не было холодно, но она-то почти не двигалась. Идиот, нужно было заставить её хоть немного помахать руками, что ли, раз уж идти она не могла.
– Ника, у тебя жар,– испуганно выдал я гениальное заключение и начал подниматься,– у тебя с собой были какие-нибудь лекарства?
– Не уходи, пожалуйста,– жалобно попросила она,– мне рядом с тобой легче. Ты моё самое лучшее лекарство.
Мне, конечно было приятно слышать такие слова, но ситуацию это никак не спасало. Нужно было срочно что-то делать, и я, скрепя сердце, всё-таки выбрался из сладкого плена. Вроде бы, собираясь в поход, я сунул в аптечку пачку нурофена на случай, если, к примеру, зуб заболит. После недолгих поисков аптечка нашлась, но таблеток оказалось всего три. Ника приняла одну и заснула в моих объятьях. Я проснулся среди ночи от того, что моя малышка что-то бормотала во сне. Попытки её разбудить ни к чему не привели, оказалось, что это был не сон, а горячечный бред. Ника хрипло дышала и бредила.
Тут я уже перепугался не на шутку, лечить я сроду не умел, знал только, что слишком высокую температуру нужно сбивать. И как прикажете это делать, когда она без сознания и даже таблетку проглотить не может? Компрессы? Обтирания? Я перепробовал всё, а помогло совсем нестандартное средство. Я её поцеловал как там, на плоту. Ника открыла глаза и ответила на мой поцелуй. А ещё говорят, что сказки врут. Нет, похоже, про мёртвую царевну писал сведущий и грамотный доктор. Я развёл две оставшиеся таблетки в воде и буквально силой влил Нике в горло. Через полчаса ей стало полегче, и моя больная девочка снова задремала.
А вот горе-доктор заснуть больше не решился. Если честно, я ждал рассвета, как приговорённый помилования. Понимал, что в темноте мне Макарову берлогу не отыскать, её и днём-то найти дело нетривиальное, а уж ночью – вообще не вариант. Ника вроде бы спала, только дышала как-то неровно, с хрипами. Ну точно, у неё пневмония. От мысли, что она может не дожить до рассвета, меня начало трясти, даже подумал, что тоже простудился. Как только рассвело, я вылез из-под одеяла и быстренько оделся. Оставлять больную одну было страшновато, но другого выхода я не видел, спасти её могло только чудо, причём чудо вполне материальное, олицетворённое черноволосым бородатым мужиком неопределённого возраста.
Прихватив с собой на всякий случай фонарь, я вылетел из дома и столкнулся лоб в лоб с искомым чудом. Макар бодренько карабкался вверх по склону нашего холма, мурлыкая себе под нос что-то жизнерадостное. Увидев меня, он на мгновение застыл, а потом преодолел оставшееся расстояние в три прыжка. Я молча указал на Нику, от облегчения все слова улетучились из моей головы, да и ноги почему-то отказались держать меня в вертикальном положении. Пришлось ненадолго присесть на крылечке и отдышаться. Пока Макар занимался лечением, я готовил завтрак и рассказывал ему о наших злоключениях.
– Я уж подумал, что это с тобой что-то приключилось,– прокомментировал учитель мой рассказ,– ты вылетел из дома бледный, как привидение. Ей богу, краше в гроб кладут. Ты сам-то здоров? Посиди минутку спокойно, я тебя просканирую.
Сканирование действительно заняло не больше минуты. Макар откинулся на спинку стула и с удивлением посмотрел мне в глаза.
– Здоровый, бычара,– хмыкнул он,– даже насморка нет. А с ногой-то что?
– Льдиной приложило,– пожаловался я,– а Нике колено расшибло.
– Вероникино колено я вылечил,– махнул рукой учитель,– сейчас тебя подлатаю и пойду снова отсыпаться, не рассчитывал, что прям с порога придётся расходовать столько энергии. Девочке совсем плохо было, странно, что дотянула.
От этих слов, сказанных так буднично и бесстрастно, у меня перехватило дыхание. Значит, всё точно, я едва ни угробил любимую девушку. Чёртово предчувствие, могло бы и поконкретней подсказывать. Я прислушался к себе и только теперь сообразил, что больше не чувствую этого муторного беспокойства, что преследовало меня буквально с нашей первой встречи с Никой. Неужели проклятье рассосалось?
– А ты много крови потерял,– прервал мои размышления Макар, оглядывая заляпанный пол.
– Извини, я всё вымою,– мне стало неловко за своё разгильдяйство,– вчера не до того было.
– Нет, сейчас тебе придётся заняться другим делом,– распорядился Макар,– бери лопату и возвращайся к тому месту, где вас накрыло ледяным спасом. Пока там всё не замёрзло, нужно отыскать хотя бы Никины ботинки. Я не настолько хорошо управляю своим сознанием, чтобы материализовать вменяемую женскую обувку.
– Так это называется ледяной спас,– задумчиво прокомментировал я слова учителя,– красиво звучит, а на деле натуральный кошмар.
– Вам очень повезло,– отозвался тот,– ледяной спас – это очень редкое явление, случается не чаще одного раза в пятьдесят лет. Мне только однажды довелось его наблюдать.
– Да уж, повезло,– пробормотал я, натягивая Макарову запасную куртку и доставая из кладовки лопату,– прям, сказочное везение.
Несмотря на ещё одну бессонную ночь, чувствовал я себя бодрячком, наверное, учитель влил в меня слишком много энергии. Я резво топал по тропинке, солнце уже давно взошло и принялось нахально пускать солнечные зайчики прямо мне в глаза, отражаясь в спокойной воде озера. На душе у меня был покой, даже больше того, умиротворение. Мне больше не было страшно за Нику. Всё плохое, что могло случится, уже случилось, и теперь мы сможем быть вместе.
Я вспомнил, как поцеловал её на плотике, как мне тогда казалось, на прощанье, и моё сердце тут же пустилось вскачь. Я представил, как вернусь домой, и мы с Никой как бы случайно уединимся на чердаке, чтобы…. От предвкушения мне сделалось жарко и весело, даже вид застывшего грязевого покрывала лишь слегка испортил моё настроение. Я прикинул предполагаемую траекторию заплыва нашего гардероба и бодренько приступил к раскопкам. Несмотря на весь мой энтузиазм, тем не менее, провозился я до вечера. Впрочем, труды добровольного землекопа были не напрасны, я нашёл всё, кроме своей куртки. Но это не беда, у Макара этих курток штуки три, не меньше. Да и всё равно скоро зима, придётся одалживать у нашего хозяина меховой тулуп.