Четвертое Рождество
Хмурое рождественское утро началось с переклички двух колоколен, имеющихся в городе к великому неудовольствию многочисленных бездомных псов. Обе расположились друг против друга на разных берегах реки, дотягиваясь шпилями, прыгающими на неспокойной глади вод по утрам, и без сожаления удаляясь после полудня, чтобы уткнуться в прибрежные камыши ближе к вечеру. По задумке тогдашнего градоначальника, совавшего без разбора длинный крючковатый нос во все дела, происходящие на его территории включая и богоугодное строительство храмов, с целью примирения англиканской и протестантской конфессий, оккупировавших соответственно каждая свой собор, колокольни были соединены каменным мостом (примирения, по его же выражению, не получилось, на самом деле мост служил местом кровопролитных сходок религиозных фанатиков), под коим и был разбужен проведший остаток ночи после посещения художественной галереи господин Н.
Изрядно продрогший до посинения конечностей и полной неспособности разжать челюсти, он попытался выругаться мысленно, но вовремя опомнился, вспомнив, какой сегодня день, и предпринял смелые, хотя и безуспешные попытки выполнить упражнения утреннего моциона, как то: перевернуться на бок, разлепить покрытые инеем веки и уж совсем из тяжелой атлетики – подняться на ноги. Жужелица, упавшая на спинку, ведет себя гораздо энергичнее, подумал Н. и на несколько мгновений прекратил делать вид, что способен сейчас хоть на какое-нибудь маломальское движение, справедливо полагаясь на истинность выражений «Все в руках Божьих» и «Ни один волос без ведома Его». Получив таким образом необходимую паузу собраться с мыслями и силами и все еще сдерживаясь от такого полезного в данном случае набора скверных слов, он таки совершил задуманный подвиг – разлепил веки и глубоко вдохнул морозный воздух. Сей неоспоримый успех был тут же ознаменован финальной серией торжествующих звуков с обеих колоколен, умолкнувших (высший класс звонарей) одновременно.
Пришедшие в образовавшейся тишине воспоминания о вчерашнем вечере тут же всколыхнули сознание не хуже чарки горячего грога, и Н., видит Бог, настоящий титан, согнул руку в локте и притронулся окоченевшей ладонью к карману: дары автора «Первого Рождества» были на месте.
Через четверть часа наш герой как ни в чем не бывало трусил, и довольно бодро, в сторону доходного дома, где за обшарпанным углом прятался ломбард. Зеркальце, а уж тем более кусочек ладана не стоили ничего, но вот золотая монета, отчеканенная явно не в этих местах и, вероятно, очень давно, могла представлять историческую ценность, которую Н. готов был конвертировать в настоящие деньги.
Городские улицы понемногу наполнялись жизнью; шумная, беспечная детвора, улыбающиеся розовощекие матроны, отцы семейств, сменившие офисные котелки на шапероны и меховые береты, повозки, сани, экипажи. «Суета сует», – бормотал про себя, целеустремленно лавируя между движущимися людьми, лошадьми и комьями снега, беспорядочно запускаемыми озорниками в толпу, господин Н., крепко сжимая свое богатство и на ходу прикидывая, что закажет в трактире на набережной, где готовили восхитительную утку еще со времен Римской империи, построившей в здешних краях дороги, крепости и оросительные каналы.
«Всегда следуй мечте», – мурлыкал он под нос всю дорогу, а возле ломбарда, согревшийся от активной пробежки, остановился и, смакуя наступающее прекрасное будущее, не спеша толкнул двери с медной табличкой, гласившей: «Сначала подумай, затем входи».
Колокольчик мелодичным голосом сообщил о его прибытии молодой девушке, на вид не более девятнадцати-двадцати лет, с копной русых волос, голубыми глазами и усыпанным веснушками высоким лбом.
– А… – встал в ступор обладатель удивительной, редкой и, по его внутреннему предположению, бесценной монеты, явно ожидавший увидеть за прилавком владельца сего заведения, препротивного сгорбленного старикашку, хорошо известного всему городу, по крайней мере той части его, что прозябала в нищете либо от рождения, либо по причине внезапного разорения.
– Дедушка болен, – подсказала девица и улыбнулась той невинной улыбкой, что заставляет сердца немолодых мужчин биться сильнее, а щеки безусых юношей вспыхивать предательским румянцем. – Я замещаю его.
Н. замялся, перебирая пальцами в кармане свое сокровище, но девушка оказалась проницательной не по годам и снова пришла на помощь посетителю:
– Господин, если вы сомневаетесь в моей компетенции как оценщицы, то напрасно. Последние полгода дедушка доверял мне самые сложные случаи.
Н. выдохнул, скривился в ответной улыбке и осторожно положил монету на прилавок перед юной особой. Эксперту в юбке не понадобилось много времени – бросив короткий взгляд на принесенный экземпляр, она самодовольно ухмыльнулась, но тут же удивленно подняла брови, сморщив высокий лоб:
– Это сребреник Тиберия, совершенно определенно.
– Носатый мужик – римский император? – восхитился Н., по-новому разглядывая орлиный профиль гордеца с выпяченным вперед подбородком.
– Да, – подтвердила девушка. – Именно такими монетами расплатились с Иудой, но… – тут она протянула тонкую ладонь, и Н. опустил в нее реликвию. – Почему она золотая?
– Не знаю, – пожал плечами взволнованный таким оборотом дела Н. – Это подарок.
Он вспомнил вчерашнюю встречу:
– Рождественский.
Девица внимательно посмотрела на посетителя. Человек, принесший только что настоящий артефакт, стоимость коего ей трудно было даже представить, выглядел классическим бродягой с немытой шевелюрой, выпученными от восторга, и не без оснований, глазами, в одежде, на которой безраздельно господствовали грязь и дыры.
– Вид у вас живописный, – мило хохотнула она.
– Если учесть, что несколько часов назад я был единственным посетителем художественной выставки, – парировал Н. и ткнул пальцем в монету, все еще лежащую на ладони оценщицы. – Так сколько?
– Не скажу, – она вернула сокровище владельцу и, заметив, как клиент разинул рот то ли в негодовании, то ли в недоумении, расхохоталась. – И дедушка тоже не скажет. Ни наш ломбард, ни казначейство всего города не имеет такой суммы.
Н. не мог поверить собственным ушам, автор «Первого Рождества» вот так просто отдал ему нечто бесценное? Обладатель редкого артефакта оперся локтями о прилавок, голова кружилась, в горле пересохло, а мысли одна за другой устроили настоящий шторм, отчего закололо сперва в висках, потом застреляло в затылке, и Н. (однако теперь, в связи со сложившимися удивительными обстоятельствами, можно и господин Н.) прохрипел:
– Что же мне делать с ней?
Чрезмерно жизнерадостное создание, не переставая пребывать в прекрасном расположении духа, весело сообщило:
– Жить и… страдать.
– Шутить изволите? – обиделся Н., пряча драгоценность в карман.
– Отнюдь, – девушка вдруг сделалась серьезной. – Иметь такое неслыханное богатство без возможности позволить себе купить кусок хлеба – разве не страдание?
Она снова не сдержалась и задорно рассмеялась.
– Поражаюсь вашему настрою, – пробурчал Н., раздумывая, что делать дальше. – Откуда подобная веселость, необузданная и неуместная?
– А у меня сегодня Рождество, – сообщила девица, буквально захлебываясь от смеха.
– Вообще-то оно сегодня у всех, – господин Н. повернулся к выходу. – Но никто не гогочет без остановки.
– У всех Рождество Христово, – подмигнула юная хозяйка ломбарда. – А у меня – Четвертое.
Н. вздрогнул: вчерашний разговор в галерее касался Первого Рождества, сейчас он услышал новый номер.
– Что за праздник? – аккуратно спросил он, оборачиваясь к собеседнице.
– Рождество Ребенка,– беззаботно ответила девушка и, поймав изумленный взгляд посетителя, уточнила: – Внутреннего Ребенка.
– Вы узнали, что носите под сердцем дитя? – Н. лукаво улыбнулся.
– В сердце, – абсолютно серьезно откликнулась очаровательная хозяйка заведения. – Внутреннее Дитя – единственное, что может противостоять греху как лекарство против распространения болезни. Рождество Ребенка следует за Рождеством Греха в качестве реакции естества души, Искры Божьей по сути, на появление внутреннего напряжения. Так птица, измазав крылья в грязи, непроизвольно и моментально стряхивает ее с перьев. И, кстати, кается после согрешения именно Внутренний Ребенок, если его нет, он не проснулся, – не будет и покаяния.
Слегка опешивший от таких слов Н. пробормотал:
– Так ты уже успела согрешить?
Девушка гневно вскинула брови:
– Разве грех – атрибут возраста? Если цветок, Божественное творение, олицетворяющее саму жизнь, не вызывает в человеке восхищения (по причине несовершенства сознания души), то он топчет его, но будучи сломанным (как результат акта согрешения), цветок-жизнь, возможно, вызовет чувство сожаления о содеянном, то есть запустит процесс самопознания. Грех свершенный есть начало Рождения Внутреннего Дитя в несовершенных душах, коими и заселена Земля, и годы людские здесь ни при чем.
– Я не спрашиваю, что сотворила ты, прекрасное дитя, – произнес Н. извиняющимся тоном и приложил руку к сердцу. – Но я выслушал давеча, что в Рождество Тела душу посещают волхвы, да и, признаюсь, сам получил дар от них, эту самую монету, а были ли маги с дарами в твоем Рождестве?
– Взрослые мужчины, втроем, к молодой девице, да еще и ночью? – возмутилась юная особа. – Как вы могли такое допустить, мил человек?
Н. смутился и, заикаясь, начал оправдываться:
– Я не это имел в виду, простите…
Девушка за прилавком громко рассмеялась:
– Да бросьте, я прекрасно поняла, о чем вы спрашивали. Конечно, были, все трое, но не одновременно, а по очереди. Такое и вправду не пропустишь. Первым мне приснился…
– Каспар, – попробовал угадать Н., припомнив тонкости картины «Первое Рождество».
– Ребенок, – хохотнула девица. – Маленький белокурый мальчик, чистый ангелок, который поведал мне, что Каспар приносит золотой колокольчик, его «голос» всегда можно уловить в интонациях детского смеха. Он звучит громче остальных голосов мира, когда душа отклоняется от Контракта, люди нарекли его Совестью. Размер колокольчика – величие твоей Совести, научись не только слушать, но и следовать гласу сему. Он послал мне воздушный поцелуй и… исчез, вероятно, я покинула сон.
Следующим видением была крошечная хорошенькая девочка с черными волосами и пронзительными зелеными глазками, прямо настоящий котенок. Ее слова были такими: «Бальтазар дарует семечко смирны как символ принадлежности Внутреннего Ребенка к Искре Божьей, первоначалу человека. Семя, в самом общем смысле, напоминает о цикличности существования всего, оно дает росток, превращающийся во взрослое древо, плодоносящее, в конечном итоге, новые семена».
Здесь я снова потеряла нить сна, но под утреннее пробуждение мое явился сам Господь Бог в виде малыша, скорее, даже зародыша во чреве матери, не знаю откуда, но я была уверена, я точно была убеждена, что это – Бог, и Он, лучезарный и бесподобный, молвил: «Внутренний Ребенок рождается с даром Мельхиора, ароматом ладана, пропитывающим его „кожу“. Вспомни, как благоухает новорожденный младенец, чем „выше“ душа, тем в своем духовном развитии сильнее аромат ладана в человеческой оболочке».
Вот так я проснулась с ощущением невероятной внутренней свободы и… радости.
Она развела руками и одарила собеседника такой улыбкой, что бедняга Н. вспомнил и свою первую любовь, и поцелуй матушки, и вкус тающей во рту сахарной головки одновременно.
– Скажи, – он почмокал сухими губами, – а возможно ли «запустить» Внутреннего Ребенка без согрешения?
– Изначально его рождение совпадает с Рождеством Тела (началом воплощения), но Рождение Сознания, как проводника в физическом мире, ведет к согрешению (читай, познанию), и Внутренний Ребенок затихает (умирает), его Рождение есть акт воскрешения внутри сути, – девушка задумчиво посмотрела на распятие, висящее на стене.
Н. вслед за ней тоже бросил взгляд на опустившего голову Христа, Сын Божий взирал на гвоздь, торчащий из стоп его, и прощал всех, включая Иуду с горстью сребреников и нынешнего владельца одной из тех монет, да еще и отлитой в золоте.
– Последний вопрос, и я ухожу, – произнес Н. с печалью в голосе, взявшейся из ниоткуда. – Я слышал про Первое Рождество, твое нынешнее – Четвертое, после грехопадения, стало быть, третьего по счету, но ты упомянула Рождество Сознания, что это?
Девушка отрицательно покачала головой:
– Я не знаю, я даже не знаю, откуда взяла это, просто произнесла, и все.
– Прощай, – Н. повернулся к выходу, но снова замер, пораженный какой-то мыслью, и вдруг воскликнул: – Нет, погоди!
Руки его зашарили по карманам плаща, дырявым, как паруса испанского галеона после встречи с морскими корсарами, через минуту бесплодных поисков лицо Н. приобрело выражение крайней растерянности и огорчения, но вот что-то обнаружилось в подкладке, и глаза нищего просияли, словно он, оголодавший, обрел кусок хлеба, хорошо прожаренное бедро буйвола, сырную голову, гроздь винограда, несколько спелых персиков и чашу терпкого токайского вина.
Ломбард, видавший множество редких, антикварных вещиц, был облагодетельствован явлением в своих стенах маленького зеркальца в оправе из смирны.
– Это тебе, к Рождеству, – Н. протянул свой дар девушке. – Будешь всегда видеть в нем счастливого человека.
– Внутреннего Ребенка, – кивнула хозяйка заведения и приняла подарок с благодарной улыбкой.
Уже у самых дверей она остановила гостя, потянувшегося к ручке:
– Попробуйте отвезти ее на Восток, может, какой-нибудь халиф или султан потягаются своим богатством с вашей монеткой.