Второе Рождество
Конечно, можно представить себе Рождество без пушистого, искрящегося снега повсюду, без украшенных всякой всячиной и на любой вкус елей, без Санты, улыбающегося в белоснежную бороду из всех витрин, без пряничных человечков, стройными рядами выстроившихся на прилавках магазинов, без хлопушек, разрывающихся в самый неподходящий момент разноцветными конфетти, без особой, присущей только этому празднику, полубезумной, радостной суеты, в общем, без всего, чего угодно, кроме горящих безудержным счастьем и ожиданием чуда детских глаз, взглянув в которые вы, дорогой читатель, даже находясь в раскаленном, душном городе, где песка на улицах больше, чем звезд на небе, а спасительной тени не бывает вовсе, ибо солнце висит над головой круглосуточно и не желает покидать своего поста, без труда определите приближение праздника рождения Христа.
…Стайка мальчишек с шумом ворвалась в лавку сладостей, вместе с гоготом и звонкими, дружескими шлепками по загорелым бронзовым спинам внутрь проник вездесущий самум. Хозяин, изнывающий от жары с видом уставшего после долгого перехода верблюда, вялый до сей минуты, резко подскочил с места и накинул шелковый платок на липкую от сладкой патоки халву.
– Эй, эй, эй! – возмущенно замахал он руками. – Уж не балобаны ли ваши родители, от человеческих птенцов такой разрухи не дождешься.
Компания дружно захохотала, а самый младший обиженно пропищал:
– Мы только переждем бурю?
– Ладно, – уже дружелюбно отозвался хозяин. – Оставайтесь, а в честь праздника угощу вас кое-чем.
– Что за праздник? – удивленно спросил самый высокий, лет четырнадцати-пятнадцати паренек, единственный среди товарищей обладатель льняной чалмы на голове.
Торговец бросил быстрый взгляд на прилавок, где подле Корана лежала Библия, и, незаметно задвинув чуждую этим местам книгу поглубже, нарочито весело произнес:
– Да какая разница, например…
Он сделал паузу:
– Мой день рождения.
Порыскав в мешке, украшенном разноцветными бантами, хозяин лавки вытащил пять печений, по количеству нежданных гостей, и, подмигнув младшему, протянул угощение:
– Прежде чем съесть, разломите, внутри предсказание на целый год.
Мальчики не заставили просить себя дважды, лакомство отправилось в рот, а бумажки вернулись к торговцу.
– Мы не понимаем буквы, – признался старший, старательно работая челюстями.
Бакалейщик улыбнулся, потеребил густую черную бороду и взялся за предсказания, но не успел он открыть рот, чтобы спросить, с кого же начать, как младший посетитель, смешной рыжеволосый пострел, запрыгал на месте:
– Читай мою!
Набей ему сейчас карманы халвой и шербетом, навали полную корзину пахлавы, нуги и лукума да залей карамелью хоть весь пол, это не возымело бы никакого действия, юное сердце мальчика жаждало слова, а не сладости.
– Удача, – произнес хозяин, и глаза ребенка засверкали как две черные жемчужины, погруженные в соленую морскую волну. Следующему ожидающему улыбки фортуны досталось «счастье», и он, впрямь осчастливленный, запрыгал на одной ноге, показывая товарищам язык и стуча себя в грудь с уверенностью великого воина, празднующего победу над поверженным противником.
Третьему мальчику выпали «деньги», бедняга, тощий, как бездомный фазан, тут же приосанился, безнадежно пытаясь выпятить вперед, подобно султану, впалый живот бедняка. Четвертый получил «любовь», чем вызвал ядовитый смех товарищей, раскраснелся, потупил взор, но после слов хозяина лавки, что все остальные, пройдет не так много лет, будут завидовать ему страстно, успокоился и начал поглядывать на спутников свысока.
Последним из детворы свою участь ожидал самый старший мальчик, карие глаза его впились в последний бумажный сверток, и торговец, прекрасно понимавший людскую натуру, оценив остроту момента, нарочито медленно разворачивал предсказание. Сперва он как бы случайно обронил свиток, потом несколько раз неудачно пытался отогнуть краешек, чтобы развернуть его, но что-то никак не получалось, юноша при этом стойко сносил «пытку», хотя сердце его бешено колотилось, а ладони непроизвольно сжимались в кулаки.
– Сознание, – наконец произнес чернобородый «мучитель», и мальчик разочарованно протянул:
– Чего?
Хозяин скорчил смешную физиономию и постучал пальцем по лбу, компания весело рассмеялась и дружно выкатилась наружу. Ветер, облепив стены домов и лица зазевавшихся прохожих сантиметровым слоем желтого, кусающегося песка, погнал свою клокочущую волну дальше на восток, и городские улочки начали снова оживать скрипом повозок, топотом лошадей и верблюдов и криками торговцев, спешащих восполнить упущенную во время бури выгоду.
Хозяин вернулся было к книгам, но, задумавшись на миг, сказал негромко, обращаясь к самому себе:
– Нет смысла, он сейчас вернется.
Что именно подразумевалось под этой фразой бакалейщика, осталось загадкой, ибо пояснений вслух не последовало, а мысли человеческие, как известно, хранятся за семью печатями, правда, тут надо оговориться, ровно до тех пор, пока Homo sapiens не осушит бутылку крепленого, а уж это-то зелье умеет развязывать языки и срывать печати, но приблизительно через четверть часа дверь лавки хлопнула и предсказанное возвращение юноши состоялось.
– Мне требуются разъяснения, – совсем по-взрослому произнес обладатель бумажки со словом «сознание».
– Приветствую тебя, дорогой друг, – как бы не слыша просьбы, ответил хозяин.
– Я подрался с «деньгами» и «счастьем», – посетитель аккуратно дотронулся до синяка под левым глазом и болезненно поморщился. – Они сказали, что «сознание» не приносит ни денег, ни удачи, ни счастья, и оно имеется даже у пустынного суслика.
– Они правы, – усмехнулся торговец сладостями, отломив кусочек шербета. – Во всем, что сказали, кроме суслика – у того имеются исключительно инстинкты.
– Это должно меня вдохновить? – крикнул юноша и развернулся к двери.
– Постой, – мягко одернул его хозяин лавки. – Ведь сегодня канун Рождества, а в это время происходят порой самые удивительные вещи.
– Рождества кого или чего? Ах да, вашего, – мальчик всплеснул руками. – Может, получу еще один синяк, под второй глаз.
– А что, шрамы украшают мужей, – рассмеялся торговец. – Однако речь о Рождестве твоего Сознания.
– Бить не будете? – на всякий случай поинтересовался юноша, присаживаясь на деревянный табурет возле прилавка.
Хозяин отломил терпкой сладости и протянул гостю:
– Знаешь, что такое Эго?
Мальчик, запихнув угощение в рот целиком, а потому не в силах издать ни звука, отрицательно покачал головой.
– Это та часть в тебе, которая заставляет получать удовольствие, причиняя неудобства другим, понял?
Довольный в этот момент жизнью, тягучей и сладкой, мальчик закивал, готовый соглашаться с кем и с чем угодно, лишь бы продлить удовольствие.
– Так вот, – торговец взял в руки нож с широким лезвием и, ловко оттяпав от восхитительно пахнущей горки нуги тонкую пластинку, положил ее перед слушателем, у которого от восторга глаза едва удержались в глазницах. – Эго-программа не запускается сразу, хотя воплощенная душа наделяется ею при «вхождении» в тело. Вообще говоря, Эго неотъемлемый атрибут физической оболочки (речь об Эго сознания тела), но его надстройка, Эго сознания души, проявляется в момент Рождества Сознания, до этого момента в нем просто нет необходимости. Когда человек (ребенок) говорит: «Это моя игрушка» (нечто, приносящее эмоциональную радость и удовольствие визуального восприятия) или «Это моя мама» (некто оберегающий, защищающий и кормящий), в нем «работает» Эго сознания тела.
Ежели индивид берется утверждать, что это его мнение, решение, взгляд на вещи, стало быть, в нем проснулось Эго сознания души.
Юноша дожевал нугу и блаженно облизнулся:
– У меня нет мнения, я не принял никакого решения и уж тем более ничего не выбрал, у меня на это просто нет средств. Откуда, почтеннейший, вы взяли, что сегодня канун Рождества моего Сознания? Поверили глупой бумажке или дурачите меня?
Хозяин лавки не спеша поковырял пальцем в зубах, поплевал остатками орехов на пол и только после поднял глаза на юного собеседника:
– Твое возвращение за объяснениями говорит об этом событии, мой друг. Сегодня тебе предстоит встреча с волхвами, что приносят дары.
– Встреча с магами? – глаза мальчика в очередной раз округлились до критических размеров.
– Не пугайся, – торговец покачал толстым указательным пальцем с перстнем в виде финика. – Ты уже встречался с ними – при первом Рождестве.
Он весело подмигнул, а мальчик, успокоившись, спросил:
– Это, значит, второе?
Чернобородый «султан» сладостей с довольной улыбкой на упитанной физиономии кивнул головой.
– И когда это случится и что за дары?
– Скорее всего, во сне, – хозяин прислонил сложенные вместе ладони к щеке. – Они ребята такие, не материальные. А что касается даров…
Тут он важно задрал глаза к потолку:
– Эго-программу для сознания души «курирует» Каспар, ее сила и интенсивность влияния (воздействия) коррелируется с Контрактом. Рождество Сознания – это и «вхождение» в понимание Времени, его конечности с точки зрения пребывания души в воплощенной оболочке, страх смерти как результат. Здесь почувствуешь присутствие Бальтазара, пытающегося передать идею ценности этой энергии по причине ее ограниченности в физическом плане. Рождество Сознания также приносит душе «озарение» наличием собственного Я, которое она помещает в центр всего, ведь это все пока окутано для нее плотным облаком духовности, дыханием Мельхиора.
– Как они выглядят? – оживился мальчик, не поняв из рассказа торговца ни слова. – Они не страшные?
– Они предстанут и в этот раз в виде людей, – хозяин развел руками. – Бояться нечего. Рождество Сознания, в отличие от Рождества телесной оболочки (Первое Рождество), в разных мирах может проходить в разное время, то есть волхвы (их крест) принесут свои дары сознанию душ не одновременно. Возраст магов тоже будет соответствовать уровню сознания: Каспар «определит» силу Эго-программы своим видом либо младенца, либо старца, «солидность» Бальтазара отразит степень понимания душой энергии времени, а седина или, напротив, безусый лик Мельхиора «подскажет» о величии Я, наработанного в прошлых воплощениях. И снова в земной ипостаси души будет «мешанина» возрастов волхвов и, скорее всего, их «баланс» в других мирах.
Торговец выдохнул, вытер ладонью вспотевший лоб и, взглянув на довольного слушателя, спросил:
– Ну что, уразумел, к чему готовиться?
Все это время не сводивший глаз с подноса, полного орешков в сладкой карамели, юноша кивнул:
– Ага, уразумел, можно взять?
– Нет, – коротко обрубил хозяин лавки и убрал с прилавка орехи. – Можешь взять еще одно печенье с предсказанием, на этом довольно с тебя.
В жизни часто приходится довольствоваться малым, когда кажется, что великое рядом, только руку протяни, особенно если ты сирота и голодранец. Мальчик схватил угощение и быстро разломил пряную оболочку, трясущейся рукой он протянул свиток торговцу:
– Что там?
Мужчина развернул бумажку, арабская вязь гласила: «Испытания». Сверкнув белоснежной улыбкой, он потрепал юноше непослушную шевелюру и торжественно провозгласил, словно обнародовал приказ султана:
– Наслаждения.
А свиток бросил в корзину с остатками яичной скорлупы, испорченного теста и пережженного сахара.
– Спасибо, – крикнул воодушевленный мальчик, – буду наслаждаться. – И выскочил из лавки, пустив к сладостям этого мира, разложенным горками, пластами, змейками и ступеньками, длинные сухие пальцы вездесущего самума.